Моисей Дорман - И было утро, и был вечер

- Повезло, знаешь. Живем, как на даче. Все дожди да дожди. У вас в землянках сырость и грязь. А у нас красота: отличный дом, сухо, чисто. Яблоки поспевают. Приходи, пока еще стоим здесь. Посмотришь, как мы здорово устроились!

Когда бывало тихо, я приходил. Иногда и Коля бывал у меня. Недалеко ведь. Мне приятны были те нечастые встречи.

У "дачи" имелись недостатки, и Коля знал о них: плохой обзор, узкий сектор обстрела, стесненность, кругом кусты и деревья. Все время нужно быть начеку, остерегаться просачивания немцев, разведчиков.

Лето выдалось нежаркое, дождливое. Ночи были очень темные, тревожные, внушавшие временами безотчетный страх. Днем же на передовой бывало спокойно, - иногда полная тишина. Тогда мы проводили время в разговорах и воспоминаниях, наслаждаясь дневным покоем и тишиной...

Там, под Пистынью, нам стало известно о личной драме Батурина. Накануне ночью прошел дождь. К полудню все просохло. Ярко зеленели травы, кусты и деревья, и все это зеленое море благоухало. Я запомнил непередаваемый, даже волнующий аромат спелой вишни в заброшенном саду. Удивительно, как может память удержать шелест листьев, цвет травы и запах вишни.

Наши пушки располагались тогда метрах в ста пятидесяти друг от друга. Кроме ровиков, мы оборудовали себе на обратном скате укрытие с на

весом из веток, нечто вроде землянки без наката, устроили там земляные лавки и сколотили из снарядных ящиков стол. Днем все, кроме наблюдателей, собирались в этом укрытии на обед. Подолгу сидели, курили, "травили баланду" (болтали, беседовали)

. Приятно было после обеда, лежа в теплой траве, смотреть в бездонное голубое небо, вдыхать ароматы цветущего лета и слушать тишину.

Хорошо помню этот день. Я издали заметил поднимающегося к нам почтальона Волчкова: за спиной автомат дулом книзу, на боку - большая сумка с письмами, листовками, "боевыми листками", армейскими газетами "За Родину!". Он спешит, зажатой в руке пилоткой вытирает со лба пот.

Волчков - солдат разбитной и разговорчивый - знает, что всегда желанный гость на батарее. Ходить на передок, однако, побаивается, появляется редко, норовит побыстрее избавиться от почты и убежать, упоминая при этом не всегда кстати: "Бегу дальше. Волка ноги кормят". По совокупности признаков и обстоятельств он получил, естественно, прозвище "Волчок". Встречают его не очень любезно, хотя ждут с нетерпением.

- Эй, Волчок, поднимайся быстрее! - кричит кто-то. - Чего скребешься, как поползень? Смотри, счас обстрел начнется, а у тебя, поди, запасного белья нет. Газетами, что ли, обойдешься? Давай поскорее!

Почтальон не обижается, чувствует беззлобность солдатского трепа, улыбается во весь рот. Он с ходу кидает нам небольшую пачку газет и листовок -заранее приготовил. Это после чтения пойдет на курево. Не отдышавшись даже, он объявляет:

- Лейтенант, вам придется сплясать! - Это мне письмо.

- Мальков, пляши! Батурин, пляши!

- Ковалев, давай кадриль танцуй! Тебе баба два письма состряпала.

В соответствии с традицией за каждое письмо причитается "выкуп" в виде пляски. И все безропотно пляшут. Собственно, танцы и пляски весьма условны, формальны. Репертуар - неклассический: барыни, цыганочки, лезгинки, гопаки и пр. Можно присесть, намекая на гопак, процедить сквозь зубы: "Ас-сса" или просто развести руки - все идет в зачет и считается достаточной платой за письмо.

Мы, получившие письма, "уединились", разлеглись в траве, читаем. Волчков бегом спускается в долину.

Через десять минут кто-то уже не выдерживает и начинает делиться новостями: ловко устроился в тылу председатель колхоза, бессовестно жульничает буфетчица

на железнодорожной станции (идет перечисление конкретных приемов обмана покупателей), погиб на фронте Настасьин сын... Кто-нибудь из пожилых солдат обычно подхватывает:

- Да, ребяты, кому война, а кому - мать родна. Однако после войны должна жизнь перемениться к лучшему. Может, и послабления какие выйдут. Нужно бы поприжать тыловых паразитов. Уж больно много их развелось, как тараканов в поганой избе! Кто жив останется, прижмите их. О детях наших подумайте и о бабах, которые вдовы будут.

Не все, однако, верят в лучшее будущее:

- Поприжать не получится. Что против ветра ссать - себе дороже. Вот ты, мил-человек, здеся маешься и вшу кормишь. И тебя жа, ежели вернесся, конешно, к ногтю и прижмет тое жа самое тыловое начальство. Повидишь, как эти паразиты тебе жа на шею сядут, кровушку попьют! А ты будешь помалкивать в жилетку и вкалывать за пустые трудодни, за палочки. Начальнички за тебя все уже давно порешили. Твое дело телячье: в стойле стоять да мычать, хвостом махать да подмахивать. Вот и весь сказ...

В тот день я получил письмо от сестры из города Молотова. Она училась там в мединституте, жила в общежитии. Запомнил письмо потому, что сестра, чего я от нее не ожидал, передала от себя и своих подруг привет моим фронтовым товарищам и предложила сообщить им адрес общежития. Я, поколебавшись, просьбу выполнил. Кто-то записал адрес, а кто-то заметил, что писать "в темную" не интересно, - надо попросить у студенток карточки. Меня спросили, нет ли "фотки" сестры и ее подруг?

- У меня есть только семейная фотография: родители, сестра и брат.

Вытаскиваю из нагрудного кармана изрядно измятую дорогую мне карточку. Она идет по рукам. Я сопровождаю ее взглядом и тут замечаю искаженное болью, а может быть, презрением, лицо Батурина:

- Не верьте, братцы, бабам. Никаким. Они всегда брешут и головы нам дурят. Запомните мое слово: никакая баба ждать не будет, если ей подвернется подходящий мужик. Точно знаю. Они всегда ищут, где мягче и слаще. По-другому они не могут.

Пожилой сержант Мальков не совсем согласен:

- Ну, загибаш, Батурин. Многие ждут. А которая баба с детьми, обязательно ждет. Конешно, быват, блядуют, ежели попадется богатый мужик. Быват. Мужиков-то выбило, они на вес золота. А баб навалом. Всяко в жизни случается.

- Не пишите этим девкам! - продолжает Батурин. - Кто вернется - любую возьмет. А сейчас не думайте об этом. Глупость одна. Брехливые бабы ищут дурачков, вроде вас.

Возникла тягостная пауза. Потом Никитин, затянувшись цигаркой, спокойно сказал:

- Зря ты, Батурин, баб унижаешь. Им сейчас тоже не сахар приходится, не до того. А правду тебе сказать, хороших баб больше, чем мужиков. Вот моя жена чиста передо мной, верю ей. А ты, Батурин, рассуждаешь, как кобель. Насмотрелся на этих на пэпэжэ, и думаешь - все такие. Ну и пэпэжэ разные бывают. Есть из них и хорошие женщины. Судьба у них такая, жалкая. Счастья всем женщинам хочется. Ну и...

- Ты, Никитин, дурак или пыльным мешком из-за угла прибитый? Зачем свою жену в пример ставишь? Она же у тебя старуха. Потому и верная, что кругом молодых девать некуда. Защитничек бабский выискался!