Лев Понтрягин - Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим

После того как предложенный мною состав редколлегии рассматривался на Бюро Отделения, моё предложение стало широко известно, и П. С. Александров сразу же среагировал на это. По-видимому, он считал, что ему удастся воспрепятствовать столь радикальным переменам при помощи обращения к начальству, поэтому говорил он со мной в весьма мягком тоне, выражая своё неудовольствие только по поводу одного второстепенного члена этой редколлегии, которого я не включил в свою. Келдышу же он написал письмо, в котором выражал возмущение, что Понтрягин вывел из состава редколлегии трёх академиков: А. Н. Колмогорова, М. А. Лаврентьева и В. И. Смирнова, считая вполне основательно, что исключение из какой-то организации академиков является делом невиданным. Правда, Александров напутал: Лаврентьев уже давно не был членом редколлегии. Смирнова я не включил потому, что он был уже тяжело болен и жил в Ленинграде, так что не смог бы участвовать в работе. А Колмогорова исключил вполне сознательно, ввиду своих радикальных расхождений с ним во взглядах. Позже Александров и Колмогоров, примирившись с другими изменениями, сосредоточили все свои усилия на том, чтобы заставить меня включить в редколлегию Колмогорова, чего я решительно не хотел делать, оказывая упорное сопротивление, и одержал победу.

Осенью 1974 года я, присутствуя на каком-то заседании, находился рядом с Александровым и Колмогоровым. Они были так обозлены на меня, что даже не поздоровались со мной. После этого в течение двух лет они оказывали на меня всё доступное для них давление, но не преуспели. И только тогда отступились. В процессе этой борьбы произошёл один любопытный случай, о котором я постараюсь рассказать здесь подробно.

Н. Н. Боголюбов организовал по вопросу о включении Колмогорова в новую редколлегию специальную комиссию под председательством Ю. В. Прохорова — ученика Колмогорова. Комиссия никакого определённого решения не приняла и суета продолжалась. Перед заседанием этой комиссии у меня с Александровым произошёл длинный весьма эмоциональный телефонный разговор. Магнитофонная запись этого разговора сохранилась. Я воспроизведу здесь отрывки из этого диалога, обозначая для краткости имена Александрова и Понтрягина начальными буквами А. и П. К сожалению, в описании я не смогу передать эмоциональный накал всего разговора.

П.: — Алло!

А.: — Лев Семёнович, здравствуйте!

П.: — Добрый день, Павел Сергеевич.

А.: — Ну вот мы сегодня с Вами в такой комиссии.

П.: — Да.

А.: — Я хочу Вам сказать только одно, Лев Семёнович. (Далее плачущим голосом.) Я не для того дожил почти до восьмидесяти лет, чтобы в конце жизни ссориться с Вами.

П.: — Но не нужно ссориться со мной, Павел Сергеевич.

А.: — (Плачущим голосом.) Я не считаю, что нахожусь в ссоре с Вами, я этого не считаю.

П.: — Вот и я тоже не считаю. Во многих вопросах мы можем с Вами делать всё совместно, Павел Сергеевич.

А.: — Ну давайте найдём здесь какой-нибудь компромисс.

П.: — Я уже предлагал Вам компромисс: пусть будет членом редакции секретарь Математического общества.

А.: — Но это же не эквивалентная замена. А что вы имеете против Колмогорова? Он будет вполне деятельным членом редакции, не приходя на заседания редакции, а будет давать отзывы. Он не принадлежит к числу деятельных людей, он не будет ничем мешать Вам. Он никогда ничего плохого не сделал Вам. У него действительно есть такие черты характера, которые трудны Вам. Но у кого ж из нас нет трудных черт характера? Зачем же ему наносить такое страшное оскорбление?

П.: — Павел Сергеевич, я просто не могу понять этого. Есть вещи, которые разные люди понимают по разному. Для меня быть членом редакции вовсе не значит иметь какое-то почётное положение. Ну для чего ему нужно быть членом редакции? Объясните мне это.

А.: — Но поймите же вы, Лев Семёнович, это же совсем не ему нужно, это — вопрос престижа Математического общества. Нельзя же выводить из редакции президента Математического общества, который был там много лет. Колмогорову это совершенно не нужно.

П.: — Для общества было бы совершенно достаточно, если бы его представлял в редакции его секретарь. Кроме того, ведь вы же, Павел Сергеевич, представляете общество. Вы — его почётный президент.

А.: — На каждой тетрадке журнала написано, что он издаётся Академией и обществом совместно. Общество не требует никакого паритетного представительства. Другое дело, если бы Колмогорова нужно было бы сейчас вводить в члены редакции. Но нельзя же его выводить. Согласитесь с этим.

П.: — Когда я согласился быть главным редактором «Математического сборника», я вовсе не думал, что буду преобразовывать имеющуюся редакцию. Так что я вовсе не вывожу Колмогорова, а составляю новую редакцию, с которой мне будет легко и просто работать.

А.: — Вам будет легко и просто работать и с Колмогоровым.

П.: — Павел Сергеевич, мне не будет легко и просто работать с Колмогоровым. Общение с ним всегда представлялось для меня трёпкой нервов. Когда-то я Вам сказал довольно неприятную вещь, теперь я повторю её: я вынужден обходить Колмогорова как собаку, которая может внезапно броситься и укусить. Так я отношусь к нему, так он себя ведёт.

А.: — Уверяю Вас, Лев Семёнович, вы в этом случае просто ошибаетесь. Боюсь даже, что вы находитесь под чьим-то влиянием. Колмогоров совсем не такой человек.

П.: — Сколько я не имел дело с Колмогоровым, я всегда его боялся. Совсем недавно я обратился к Колмогорову с предложением напечатать его доклад в сборнике, который мы издаём в Главной редакции физ-мат литературы. Колмогоров просто бросил телефонную трубку и не стал со мной разговаривать. Ну можно ли так обращаться с людьми? Могу ли я иметь дело с таким человеком? Ведь если он будет членом редакции, так или иначе я должен буду всё время иметь дело с ним, и это будет для меня совершенно неприемлемо и невозможно.

А.: — Это была, конечно, случайность, Лев Семёнович.

П.: — Это не было случайностью, Павел Сергеевич. Расскажу Вам другой случай. Когда Колмогоров вместе с Арнольдом были выдвинуты на Ленинскую премию, никаких работ Колмогорова в списке представленных вообще не было. Я позвонил Колмогорову и сказал ему: «Нельзя же так, нужно чтобы были от вас хоть заметки». Он ответил мне: «А на черта мне нужна ваша Ленинская премия. У меня и без того лежит сорок тысяч долларов в банке». А ведь я старался для него тогда, чтобы он получил Ленинскую премию.

Ещё один случай. Когда мы начали заниматься прикладными вопросами, и вместе с Колмогоровым экзаменовали Мищенко как аспиранта, Мищенко рассказал о работе лампового генератора, на что Колмогоров заметил: «На черта вам изучать работу лампового генератора? Занимались бы другими вопросами». Если говорить о паритете представительства Математического общества и Отделения в журнале, то общество представлено Вами и всеми другими членами редколлегии, которые являются членами общества, а Отделение представлено только одним человеком. Если Колмогоров будет членом редколлегии, я так или иначе должен буду общаться с ним, а это общение для меня трёпка нервов.