Александр Морозов - Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765

Северная «деревня» была не мирским поселком, а «владением», охватывающим не только дом, двор, усадебные земли, хмельники, капустники, конопляники и прочие «огородцы», но также и пашенную землю, «пожни» и «выгоны», рыбные ловли и тетеревиные тока, даже участки леса, расчищавшиеся некогда под пашню и поросшие «молодью» или хотя бы только отмеченные «чертежом», т. е. захваченные для будущей росчисти. Стояли ли такие «деревни» разрозненно среди болот и лесов, жались ли они тесными кучами одна подле другой на двинских островах или вытягивались узкой цепью вдоль реки, — они всегда рассматривались как обособленные имущественные единицы.

Разумеется, эти формы владения, сложившиеся в рамках феодального государства, не следует отождествлять с позднейшей частной собственностью на землю, несмотря на то, что на нее постоянно совершались акты купли и продажи. При продажах и переходе владений по наследству сама «деревня» часто не шла в раздел, так как было трудно выкроить в определенных межах лоскут земли, достающийся отдельному владельцу. А угодья, луга, леса и даже пашенная земля почти всегда оставались в общем владении и обрабатывались сообща на «складнических» началах. «Складничество» — одно из характерных явлений русского Севера. Одолеть грозную и суровую северную природу, выкорчевать вековые исполинские пни, освоить неприветливые берега северных морей и многоводных рек, устроить здесь тони и наладить промыслы — можно было только сообща. И вот северяне складывались «пожитками», т. е. имуществом, орудиями производства и деньгами, для совместного осуществления стоявших перед ними хозяйственных задач.

Складниками становились крестьяне-собственники и «половники». Складывались совладельцы промысловых угодий и ремесленники. Нередко соглашались вместе жить и хозяйничать люди, не находившиеся между собой в родстве, соседи, переселенцы из одной местности, договорившиеся сообща строить жизнь на новом месте. А. Я. Ефименко приводит в своей книге договор складства, по которому двое крестьян порешили в течение десяти лет составлять одну семью и жить одним домом, «пить и есть вместе, и платье и обувь держать в те лета из вопчего живота», а главное — «пахать, сеять и орать вместе же заедино и в промыслы ходить из вопчего живота». [4] Александра Ефименко. Исследования народной жизни. Вып. 1. 0бщее право. М., 1884, стр. 222. Документ, приведенный Ефименко, 1602 года. Обычай таких складских семей держался до начала XIX века.

Однако отношения между складниками вовсе не носили характера мирной патриархальной идиллии. Между складниками часто шла лютая борьба за каждый клочок земли, за каждое угодье. Складники теснили друг друга и стремились согнать один другого с владения.

На Севере рано началось расслоение крестьянства. Уже в первые десятилетия XVII века здесь можно было встретить крестьян, достигших высокого уровня зажиточности. Просторная и поместительная изба такого крестьянина окружена жилыми и хозяйственными пристройками — «клетями» и «повалушками», хлевами, сараями, сенниками, житницами, поварней, баней, мякинницей. На дворе у него две или три лошади, семь и больше голов рогатого скота, не считая телят. В доме не редкость медная и оловянная посуда, дорогая одежда, кафтаны и однорядки с золотым плетеньем, атласные и «червленые» шапки с собольим мехом, россомашьи рукавицы на пуховой подкладке, куски темно-зеленого, вишневого и светло-зеленого сукна, перстни, серебряные и золоченые «серьги с подсережьем», жемчужные ожерелья, «золотое кованое кружево», дорогие в те времена рукописные книги.

Такие крестьяне издавна сколачивали свое богатство не трудом на земле и даже не промыслом, а ростовщичеством. Северная разбойничья песня об «Усах, удалых молодцах», сложенная, вероятно, не позднее конца XVII века, хорошо знает двор такого крестьянина, который «богат добре», «солоду не ростил, завсегда пиво варил»:

Но, наряду с подобными богатеями, на Поморском севере все чаще можно было встретить обедневших крестьян, садившихся «половниками» на своей недавней «вотчине» или нищенствовавших и скитавшихся в поисках какого-либо занятия. Обнищавшие крестьяне уходят из деревень, пристают к торгово-промышленным людям, пробираются вместе с ними на Урал, в сибирские просторы, где занимаются пушным промыслом, делают новые «росчисти», сеют хлеб, которым снабжают казачьи гарнизоны.

Избежав гнета вотчинного и поместного землевладения, северное крестьянство терпело «великое утеснение» от мироедов, вышедших из его собственной среды. Зажиточные теснили и разоряли «мир», давили и пригибали маломощных, скупали мелкие крестьянские владения и доли, захватывали в свои руки местное самоуправление и умело «отходили» от мирских повинностей, заставляя платить за себя бедноту и забивая «мелких людей» на правеже до смерти.

В начале XVIII века на Севере происходило уже заметное разложение натурального хозяйства. В то время как подавляющее большинство крепостного крестьянства, обслуживавшего служило-помещичий класс, несло свои повинности почти исключительно в натуральной форме, северное черносошное крестьянство с давних времен несло «тягло» в денежных единицах. Оно рано начало испытывать нужду в деньгах и научилось добывать их разными путями. И если сельское хозяйство, часто неспособное прокормить северного крестьянина на его земле, продолжало еще оставаться натуральным, то северная деревня повертывалась в сторону товарных отношений, развивая промыслы и ремесла, продукты которых поступали на рынок, причем многие черносошные крестьяне выступали не только как производители товаров, но и как продавцы, мало чем отличаясь от купцов и посадских.

Одной из характерных черт русского Поморья было смешение посадского и сельского населения. «И в городе, и в уезде, — пишет историк М. Богословский, — жил один и тот же черносошный мужик, занимавшийся одинаково земледелием на посаде и промыслами в деревне». [5] М. Богословский. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII веке, т. I, M., 1909, стр. 124. Само правительство часто не делало различия между посадским и сельским населением Севера. В то время как введенная в начале восьмидесятых годов XVII века «стрелецкая подать» во всей России раскладывалась исключительно на городское население, в Поморье дворы черносошных крестьян были обложены ею наравне с посадскими. Посад и уезд на Севере совместно «тянули тягло», распределяя падавший на них общий казенный оклад по соглашению, установленному на сходе посадских и уездных людей.