Александр Морозов - Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765

В марте 1758 года президент Академии наук К. Разумовский поручил Ломоносову «особливое прилежное старание и смотрение, дабы в Академическом Историческом и Географическом собраниях… все происходило порядочно и каждый бы должность свою в силу регламента и данных особливых инструкций отправлял со всяким усердием».

Ломоносов до конца дней сохранил живую любознательность и как бы врожденное пристрастие к наукам, изучающим лик Земли, очертания и покровы неведомых берегов, движения ветра и капризы морских глубин. Как орел, парит он над огромной и величественной Россией, удивляясь и радуясь ее бескрайным просторам.

Сколько творческой радости — изучить и возделать огромную прекрасную страну, ступить впервые туда, где еще не была нога человека:

Ломоносов взялся за управление Географическим департаментом, как за родное и близкое ему дело. В задачу департамента входило составление генеральной карты России, для чего велись астрономические, и геодезические наблюдения, собирались картографические материалы и рассылались особые экспедиции. Еще Петр I уделял большое внимание географическому изучению и картографированию нашей страны. Он посылал «для сочинения ландкарт» учеников Морской академии, «навыкших» в географии и геодезии, в разные концы России. Образованный в 1739 году Географический департамент делал большие и полезные дела. В департаменте были сосредоточены все картографические работы для подготовлявшегося к печати «Атласа Российской империи». Над составлением атласа трудились И. Делиль, Леонард Эйлер и астроном Гейнзиус. Большое значение для полноты атласа имели географические материалы, собранные И. К. Кириловым и переданные департаменту после его отъезда в Оренбургскую экспедицию. Эйлер, потерявший на этой кропотливой и трудоемкой работе один глаз, потом с гордостью писал, что «география Российская через мои и господина профессора Гейнзиуса труды произведена гораздо в исправнейшее состояние, нежели география немецкой земли», и что, «кроме разве Франции, почти ни одной земли нет, которая бы лучше карты имела».

И это не было преувеличением. Русская географическая наука сразу же заняла одно из первых мест в Европе, далеко опередив Германию, где целые когорты профессоров и лучший географический институт Гомана безуспешно старались составить новую карту Средней Европы. «Имевшиеся, например, карты Швабии, — пишет известный русский географ профессор Д. Н. Анучин, — оказались при их проверке весьма неточными; для значительной части Саксонии не имелось ни одного астрономически определенного пункта, истоки Эльбы помещались то в Богемии, то в Силезии; для Венгрии и даже для Прирейнских областей приходилось обращаться к старым римским картам времен Империи… Для всей Германии в половине XVIII века можно было опереться только на двадцать астрономических пунктов». [362] Д. Н. Анучин. География XVIII века и Ломоносов. В сб.: «Празднование двухсотлетней годовщины рождения М. В. Ломоносова Московским университетом», М., 1912, стр. 110.

Вышедший же в 1745 году Большой атлас России был составлен на основе 60 астрономически определенных пунктов и снабжен прекрасными картами, украшенными по углам этнографическими и аллегорическими картинами, выполненными по рисункам Якоба Штелина. Выход «Атласа Российской империи» был событием для всей мировой картографии. Однако после отъезда Леонарда Эйлера (1741), Готфрида Гейнзиуса (1744), а затем Делиля (1747) научный уровень Географического департамента резко снизился, и работа в нем стала замирать. Заведывание департаментом попало в руки невежественного X. Винсгейма — ставленника Шумахера. После его смерти в 1751 году Географический департамент был поручен «смотрению» академиков Гришова и Миллера. Фактически управлял департаментом один Миллер, так как Гришов бездействовал. Но и Миллер не проявлял к нему особого интереса, а кроме того, был завален другой работой: редактировал журнал «Ежемесячные сочинения», вел большую «переписку как конференц-секретарь Академии и занимался публикацией различных исторических материалов. Кроме того, он был недостаточно сведущ в специальных вопросах картографии и был склонен понимать под географией скорее описательную часть. Математическая география была ему совершенно чужда. Старые картографы и чертежники, на которых держалась вся черновая работа департамента, умирали или разбегались. О подготовке новых никто не заботился.

В каком положении находился департамент к моменту назначения Ломоносова, можно судить по следующему замечанию В. Ф. Гнучевой, специально изучавшей этот вопрос по архивным материалам: «Никаких следов систематических работ Географического департамента как учреждения, в виде протоколов собраний или рапортов в Конференцию или Канцелярию, с 1746 по 1757 год обнаружить не удается», [363] В. Ф. Гнучева. Ломоносов и Географический департамент Академии наук. В кн.: Ломоносов. Сб. статей и материалов, М.—Л., 1940, стр. 249. тогда как за предшествующий и последующий периоды сохранилось немало ценных материалов и протоколов с тщательно подобранными приложениями. Департамент занимался второстепенными делами, вроде перевода и копирования французского атласа Китая, вышедшего в 1735 году в Париже. Да и эта работа делалась по требованию Кабинета. Никакой инициативы по географическому изучению страны департамент не проявлял.

Вся обстановка в департаменте внушала беспокойство. Находившиеся в нем карты, планы и чертежи хранились в высшей степени небрежно. 7 апреля 1746 года, согласно высочайшему указу, из департамента были затребованы в Кабинет все карты Второй Камчатской экспедиции и географические описания Стеллера. В том же году Кабинет потребовал объяснений от Миллера, с какой целью им была сделана небольшая карта с «новоизобретенными» (недавно открытыми) островами. Все эти меры были вызваны опасением, чтобы русские картографические материалы не попадали окольными путями за границу. Опасения эти были более чем основательны, так как и И. Делиль оказался по этой части не безгрешным. Недавно установлено, что с 1731 года он систематически пересылал с дипломатической почтой во Францию целыми связками русские рукописные карты, которые потом попадали прямо к морскому министру Морепа. [364] В. Кордт. Матерiяли до iстoрii картографii Украiни, ч. I, У Киевi, 1931, стр. 21. В своей «Истории Академической Канцелярии» Ломоносов также сообщает, что «доказал Советник Нартов, что Шумахер сообщил тайно в чужие государства карту мореплавания и новоприобретенных мест Чириковым и Берингом; которая тогда содержалась в секрете. А оную карту вынял тогдашний унтер-библиотекарь Тауберт из Остермановых пожитков, будучи при разборе его писем, который имел ее у себя как главной командир над флотом».