Николай Тимофеев-Ресовский - Воспоминания

Так вот, у нас, к счастью, был замечательный латинист Константин Иванович Горбачевский. Он был вообще интересный очень человек, удивительно милый, хороший человек, за пределами класса всегда нас опекал всячески. Бывали случаи, что мы что-нибудь действительно отмачивали не вполне, так сказать, добропорядочное, он тогда нас мягко приводил к одному знаменателю, и, вообще, мы чуть ли ему не в жилетку плакались уже полувзрослыми мужиками. Но в классе, когда он входил в класс, он вытягивался; у него один глаз был свой, а другой стеклянный, кроме всего прочего, острый нос, тощий, бритый — в общем, безобразный по виду. И он вытягивался, подымал руку и по-римски говорил: «Salvete, discipuli mei!» На что, подымаясь, мы хором отвечали: «Salve, domine magistep». На уроках в основном с нами по-латыни разговаривал. И преподавал нам не только латинскую грамматику и всякие там cum temporale [9] Имеются в виду правила латинской грамматики относительно употребления предлога сит. , но и древнеримскую историю.

Третий замечательный преподаватель был Владимир Михайлович Фишер [10] Преподаватель русского языка и литературы В. М.Фишер работал в гимназии А.Е.Флёрова с 1913г. После 1920г. уехал в Польшу и во время второй мировой войны погиб в варшавском гетто. Основные труды: Гете. М., 1912; Поэтика Лермонтова «Венок Лермонтову». М.-Пг., 1914; Опыты систематического прохождения литературы в средней школе. М., 1914; Учебник по истории русской литературы. М., 1916—1918. , преподаватель русского языка и литературы. Ну, он просто очень интересный, талантливый человек был. Он нам с самого начала, в шестом классе, сказал: «Я вам не буду преподавать то, что положено, я приват-доцент в университете, читаю, что хочу. Так я и вам буду читать, что хочу. А у меня есть вот учебничек, кроме того есть потолще учебник Саводника для гимназий [11] Саводник В.Ф. Краткий курс истории русской словесности с древнейших времен до конца XVIII века. М., 1914; Очерки по истории русской литературы XIX века. М., 1914. и Сиповского несколько томиков хрестоматий [12] Сиповский В. В. Историческая хрестоматия по истории русской словесности. Пг., 1915. по русской литературе и словесности. Так вот и пользуйтесь. Вы ребята достаточно взрослые, грамотные. А я вам буду интересное читать». Так он и делал. Мы что нужно учили, а сверх этого он нам читал интересное.

И раз в месяц опрос. Он немножко гнусил, но совершенно замечательно декламировал, особенно классическую русскую поэзию, начиная с Ломоносова:

Лице свое скрывает день,

Поля покрыла хладна ночь... [13] Начальные строки стихотворения М.В. Ломоносова «Вечернее размышление о Божием Величестве при случае великого северного сияния»

И Державина. Он обратил в свое время наше внимание, и я в этом убедился совершенно, прочтя очень много всяких стихотворений на всяких языках, что в мировой поэзии лучшее произведение — это последние коротенькие стихи Державина:

Река времен в своем стремленья

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

А если что и остается

Чрез звуки лиры и трубы,—

То вечности жерлом пожрется

И общей не уйдет судьбы [14] Правильное звучание второй строки; «Поля покрыла мрачна (в раннем варианте — влажна) ночь...» С. 77 Река времен... не уйдет судьбы. Недописанное предсмертное стихотворение Г.Р. Державина «На тленность» .

Это, конечно, лучшее произведение всей мировой поэзии по краткости, ясности и всем прочим качествам. Ничего лучше никто не написал. Владимир Михайлович Фишер всем нам, включая уже в то время безнадежных математиков, физиков и естественников, привил любовь к настоящей хорошей литературе. Это редко бывает. Школа, если поглядеть сейчас, современная школа, ведь она у молодежи отбивает всякий вкус к какой бы то ни было литературе. Да и раньше то, что проходилось в обязательном порядке в гимназиях, обыкновенно за всю жизнь не перечитывалось. Хватало. А мы все были Владимиром Михайловичем приучены к хорошей русской литературе, и, конечно, он нам давал очень хороший обзор всей мировой литературы.

У нас не было двух разных предметов: русской литературы и иностранной литературы. Иностранная литература давалась попутно с русской, так сказать, в контексте с русской и синхронно с русской. Он сам был очень хорошим переводчиком, и им были напечатаны переводы Байрона. Вообще, талантливейший был человек. И он не обладал ни стремлением к поддержанию дисциплины, ни строгостью, ни какими-то педагогическими качествами — ничем. Но никому, даже самым безнадежным хулиганам и дуракам в классе, в голову не могло прийти во время урока Владимира Михайловича Фишера что-нибудь выкинуть, слово какое-нибудь сказать или звук какой-нибудь издать, двигаться зря. Все сидели, слушали и восхищались. Из чего опять же следует, что всякая педагогика — гнусь и муть. Никому она ни на что не нужна.

Затем был, конечно, хорош наш директор, Александр Сергеевич Барков. Он преподавал географию, до революции был доцентом, а потом стал профессором Московского университета. Он был очень хороший человек. Ну, у него вели себя всегда все примерно, он директор был, начальство, Их Превосходительство. Он заботился о том, чтобы у нас поддерживались кружки, всегда говорил, что официально я не обязан знать, но устраивайте кружки. И, в частности, он принимал участие вне стен гимназии в нашем географическом кружке. Это первый наш кружок был, который потом перерос в «Сикамбр» [15] О «Сикамбре» см. прим. к с. 109. .

И наконец, упомяну еще Александра Петровича Калитинского [16] А. П. Капитанский (1879—1946) — географ, историк. Окончил Новороссийский университет и Московский Императорский археологический институт. С 1914г. преподавал географию и естествознание в гимназии Флёрова. После 1919г. эмигрировал в Прагу, где сотрудничал с Н.П.Кондаковым и после его кончины (1925) стал секретарем научного ежегодника по вопросам медиевистики «Seminarium Kondakovianum», профессором Карлова университета в Праге. С 1930г. жил в Париже , который был доцентом Археологического института, по специальности геолог и антрополог. Он немножко занимался физической антропологией, происхождением человека, всякими неандертальцами и прочими якобы уже членораздельными скотами. И археологом был немножко. Он преподавал у нас в старших классах и относился к преподаванию юмористически, что очень хорошо. Надо сказать, что все эти преподаватели, о которых я говорю вам, все они были замечательны в первую очередь тем, что в них не было звериной серьезности. Они не страдали тем, что немцы называют «der tierische Ernst» — звериная серьезность. Это ужасное свойство многих людей — страдать звериной серьезностью. Так вот, они не страдали, и Капитанский в особенности. Он вообще нас предупредил, придя в класс преподавать географию (это уже были основы экономической географии всего земного шара, и основы экономической географии России, и основы климатологии): «Вот по программе вам положено то-то и то-то, могу вам рекомендовать такие-то учебники, такие-то книжки для чтения (точно так же, как Владимир Михайлович, только другого типа совершенно человек). А я вам буду интересные вещи рассказывать из того, что по программе не положено, главным образом, основы физической антропологии, происхождение человека и кое-что из климатологии новенькое: о Военкове, о комплексной географии, о комплексном изучении земной поверхности». И читал нам блестящие лекции.