Глеб Голубев - Улугбек

«В самом деле: почему год, начинающийся понедельником — днем Луны, должен быть непременно хорошим? — размышлял Улугбек. — Звездочеты говорят, будто в такой год станут выпадать обильные дожди, хорошо уродятся хлеба и виноград. Конечно, урожай будет хорош, если дожди напоят землю. Но какая может быть связь между дождями и далекой Луной? Или между Луной и мором скота, какой, по словам астрологов, также следует ожидать в этот год?»

Улугбек знал пленительные стихи Омара Хайяма и нередко любил повторять его рубои, вмещавшие в своих неизменных четырех строках целые философские поэмы:

Теперь он открывал для себя другого Хайяма — пытливого исследователя, проводившего бесчисленные ночи не на пирушках, как казалось по его стихам, а в обсерватории, наблюдая за звездами. Кто бы мог ожидать, что этот певец беззаботных радостей жизни, кроме стихов, за которые его всю жизнь преследовали святоши, оставил потомкам и строгие математические труды! В главнейшем из них — в «Алгебре» — Омар Хайям впервые детально разработал теорию построения корней кубических уравнений.

Поистине, думал Улугбек, поэт был стократ прав, когда сказал о себе:

Астрономические работы знаменитого Насирадди-на-Туси неожиданно вызвали в памяти Улугбека смутное воспоминание далекого детства. Он вдруг вспомнил так поразившие его своим названием и странным видом развалины каких-то башен в азербайджанском городе Мераге. Теперь он узнал, чем же на самом деле занимались прославленные мудрецы в своем «Звездном доме». Эта обсерватория, сооруженная Насираддином-Туси в 1259 году, была лучшей в мире по тем временам. В ней составили уникальные таблицы звезд, вошедшие в историю астрономии под названием Ильхановских. Насираддин и его ученики трудились над этими таблицами целых двенадцать лет.

Улугбек с некоторым сомнением рассматривал таинственные числа, обозначенные буквами в клеточках таблиц. Неужели это так интересно, что может захватить человека на всю жизнь?

Но живой пример был у него перед глазами. Мудрейший Казы-заде поседел в размышлениях о судьбах звезд. Разве не его называют за это другие ученые в посланиях «Афлотуни-замон» — «Платоном своей эпохи»? А грубого Гийасаддина-Джемшида та же страсть к далеким звездам заставляет порой становиться красноречивее самых изысканных поэтов, и в хриплом голосе его звучит вдруг нежность, когда он говорит о тайнах семи небес.

Шло время, и постепенно Улугбек настолько изучил историю звездной науки, что даже сам начал писать книгу, которую назвал так: «Знаменитые астрономы, китайские, сирийско-греческие, арабские, персидские, хорезмийские в изложении Улугбека». Уже само название говорит, насколько глубоко и свободно он к тому времени разобрался в захватившей его науке. Труд этот не дошел до нас и, вероятно, вообще не был закончен. Работая над ним, Улугбек почувствовал, что пересказ чужих открытий его не увлекает. Его уже манили темные, загадочные места, пробелы в научных знаниях, ожидающие своего исследователя.

И Улугбек решил стать этим исследователем. Он задумал создать в Самарканде такую обсерваторию, какой еще не знал мир. Наставники и Али-Кушчи, тоже увлекшийся астрономией не менее своего правителя, приняли его намерение с великим восторгом.

Прежде всего надо было выбрать место для будущей обсерватории, чтобы открывался хороший обзор и ничто не мешало наблюдениям. Тут пригодились частые охотничьи поездки Улугбека, во время которых он изучил все окрестности Самарканда. Он перебирал в памяти холмы, долины, сады, советовался с Али-Кушчи, своим постоянным спутником на охотах, но так и не мог остановиться ни на одном уголке. Пришлось специально ездить по окрестностям, захватив с собой Казы-заде и Джемшида.

Наконец место было найдено. Они облюбовали невысокий одинокий холм неподалеку от Самарканда. Его называли Кухак — «Горка». Он напоминал скалистый островок среди зеленых полей и садов. И, словно настоящий остров, холм омывали воды арыка Оби-Рахмат, разбивавшегося тут на два рукава.

С вершины холма открывался великолепный обзор во все стороны. Сразу за арыком начинался огромный тенистый сад Накши-джехан, где мальчиком любил играть Улугбек. Воздух тут был чистый, без пыли. Отчетливо виднелись и голубые купола минаретов Самарканда и далекие гряды гор. Горы не могли помешать наблюдениям: в их цепи природа словно нарочно сделала прорезь как раз на меридиане обсерватории.

К тому же место оказалось весьма уединенным, хотя и находилось вблизи города. Оно даже пользовалось у многих дурной славой. Говорили, будто Кухак— гора зачарованная. Раньше стояла она вовсе не здесь, а в Сирии. И еще за тысячу с лишним лет до прихода пророка Мухаммеда, когда древние самаркандцы вели борьбу с осаждавшими город врагами, чудесная гора, по их горячим молитвам, прилетела сюда по воздуху и, обрушившись, раздавила всю вражескую армию до единого воина. Гора была особенно тяжела, рассказывала легенда, потому что в недрах ее таится масса золота и серебра.

Пытаясь добраться до сокровищ, местные жители ископали все склоны холма. Золота они не нашли, но в недрах горы оказалось и впрямь немало полезного: превосходный бутовый камень для фундаментов, кремень, известь, горшечная глина. Но добывали их все-таки с опаской: как бы не улетела оскорбленная таким кощунством гора обратно в Сирию...

На холме сохранились какие-то древние могилы. Поэтому его называли иногда в народе Чильдухта-рон — «Могила сорока дев». И когда Улугбек решил «осквернить» эти легендарные могилы постройкой какой-то обсерватории, ревнители веры приняли такую весть весьма неодобрительно.

Прежде чем приступить к строительству, в те времена обычно делали небольшую модель будущего здания. Она позволяла строителям наглядно видеть все детали сооружения. Но постройка такой громадной обсерватории, какую задумал Улугбек, со множеством сложных приборов требовала особенно точного расчета и исполнения. Поэтому, кроме модели, сделали и чертежи. Это было большим новшеством.

Но прежде чем начать работы, следовало проделать еще одно весьма важное дело: определить по стечению планет самый благоприятный день для закладки первого камня.

Улугбек сам, не доверяя никому, даже Казы-заде, провел все вычисления по сложному и таинственному ритуалу звездочетов. Почему-то он в первый раз чувствовал какую-то неловкость, словно в заклинаниях и допросе звезд было нечто кощунственное.