Святослав Логинов - Мои универсамы (черновая версия)

— Гречу отвезли на фасовку. Сейчас её будут фасовать, торговля начнётся после обеденного перерыва. А пока расходитесь!

— Мы подождём! — в четыре сотни глоток отвечала очередь.

Волнение сразу улеглось. Ждать люди, приученные к очередям, были согласны. Главное, получить вожделенный пакет крупы.

Магазин закрылся на обеденный перерыв. Очередь послушно покинула зал, но никуда не делась. Четыреста человек блокировали входные двери, чтобы, после того, как прозвучит звонок, первыми войти внутрь, никого не подпустив к бакалее.

На фасовке тем временем началось священнодействие.

Как, собственно, осуществляется эта самая фасовка? В нашем универсаме имелась изрядная по тем временам новинка: электронные весы, наподобие тех, что сегодня красуются во всяком овощном ларьке. На чашку клался товар, на боковой клавиатурке набиралась цена, и в окошечке тут же появлялся вес и стоимость покупки. Есть у этих весов ещё одна штучка: кнопка аретирования (кажется, она называется так). Она позволяет определять чистый вес товара, вычитая из брутто вес упаковки. Эта же кнопка позволяла совершать маленькие милые махинации.

Случись внезапная проверка, а такие проверки случались, за неисправные, плохо отрегулированные весы, с начальства могли снять голову, поэтому, все рабочие весы были исправны и поверялись регулярно. Цена деления у весов была два грамма и, как нетрудно догадаться, если взвешивалось что-то очень лёгкое, ошибка измерений бывала достаточно большой. Любой специалист, занимающийся измерениями, подтвердит, что взвешивание надо делать так, чтобы результат падал на середину шкалы, а не на её край. Конечно, никто и никогда в магазине не взвешивал пять граммов масла или три грамма колбасы, но правило середины шкалы выполнялось неуклонно. На каждых весах лежал небольшой грузик: гаечка или железная шайба весом около двух грамм. Во время работы кнопка аретирования должна быть нажата, чтобы эти два грамма вычитались и не входили в стоимость покупки. Думаю, что никто не удивится, узнав, что кнопка нажималась лишь в ту секунду, когда в отдел входил ревизор. Таким образом, на каждом взвешивании магазин выгадывал два грамма, что вполне допустимо с точки зрения закона. Рассказывали, что в других магазинах недовес бывал в несколько раз больше, но там зав отделами и директора долго на своих местах не удерживались, с завидным постоянством отправляясь на перевоспитание. В предпраздничные дни и субботы, когда продукты с прилавков расхватывались мгновенно, а о проверках никто не помышлял, грузик менялся на более весомый; в эту пору гастроном делал навар.

Не знаю, практиковалось ли подобное в бакалейном отделе. Килограмм лущёного гороха стоил десять копеек, и не имело смысла выгадывать на каждом весе по два грамма. Но сейчас, когда началась торговля гречей, схема заработала по аварийной программе. В отделе было двое весов, и на чашке у каждых вместо привычного грузичка стояла упаковка клея ПВА. С тех пор я знаю, что упаковка этого клея весит сто двадцать граммов. Недовес в двенадцать процентов — для государственного магазина это беспредел! Речь шла не о деньгах, греча при всей своей дефицитности, стоила дёшево. Надо было, отоварив очередь в четыреста человек, оставить хотя бы один мешок для своих. Мешок этот уже был спрятан в дальней кладовке, чтобы ничей любопытный взгляд не обнаружил его.

Расфасованная греча в большой корзине вывозилась в зал, и зав отделом лично выдавала по одному пакету тем, на чьей ладони красовался порядковый номер. Получившие дефицит исчезали мгновенно, очевидно, опасаясь, что у них отнимут обретённое сокровище. Проверять вес никому не приходило в голову.

Разумеется, сэкономленного мешка на всех не хватило, так что, перед закрытием магазина по килограмму ядрицы (на этот раз без обвеса), получили только избранные. Не знаю, дали бы мне пакетик крупы, если бы я стал претендовать на её получение. Вполне возможно, что дали бы, всё-таки я разгружал хлеб и был в бакалейном отделе своим человеком. Но у меня дома было довольно гречи, полученной по медицинским каналам, поэтому я ничего не просил, и причитающуюся мне кашу съел кто-то другой.

Приходит в универсам машина с товаром, становится к эстакаде, и начинается разгрузка. Одни товары разгружать легко и приятно, с другими приходится помучиться. А что разгружать всего трудней?

На первый взгляд, хуже всего — мясо. Хорошо, если привезут худосочных российских коровёнок. Средний вес у этих полутуш — 120 килограмм, то есть, на руку ложится чуть больше полуцентнера. А если импорт? Привезут залитые жиром французские или бельгийские полутуши; там на руку будет приходиться и девяносто, и сто килограммов. Случалось, на эстакаду вызывали мясника, чтобы он разрубил неподъёмные полутуши на четвертины. Вот только нести их становилось неудобно.

Рыба тоже хороша. Замороженные брикеты получали поштучно, считая, что в брикете ровно сорок килограммов мороженой рыбы. Но на самом деле бывало и сорок пять, и пятьдесят кило. Рыба в ту пору стоила дёшево, а флот наш не гнался за сверхприбылями. Носить рыбные брикеты приходилось в обнимку, после чего нужно было срочно менять передник и рукавицы.

И всё же, долгое время я считал, что самый противный товар — соль. Привозили её в алюминиевых ящиках, по двадцать килограммовых пачек в каждом. Ящики были украшены ручками из тонкого алюминиевого прутка. Тут нарушался первый грузчицкий закон: ничего не брать пальцами. Ладонями скользкий алюминий не удержишь, а ручки были, как правило, погнуты и плотно прилегали к стенкам ящика. Поднять эту двадцатикилограммовую дуру можно было только кончиками пальцев. Стандартный привоз соли — четыре тонны. Двести уродских ящиков надо погрузить на тележки, а потом сгрузить в отделе. Изувеченные пальцы болели потом неделю, а то и две.

Таковы были мои предпочтения со знаком «минус» до той поры, пока первый раз в магазин не привезли деньги.

В универсам люди приходят, да и прежде приходили с крупными деньгами. А, расплачиваясь за покупку, неизменно получали какое-то количество мелочи. Мелочь эта уходила из карманов во время поездок на городском транспорте, при покупке мороженого, пирожков и прочей ерунды у уличных торговцев, в киосках «Союзпечати» и много где ещё. Конечно, случалось, что и в магазине кассирша спрашивала, нет ли у покупателя нужных копеек, но гораздо чаще просто отсчитывала сдачу из полных кассовых ящиков.

Выручку универсам сдавал в банк. Когда и как это происходило, сказать не могу, через эстакаду инкассаторы не ходили, и в поле зрения грузчиков не попадали. В банк отправлялись только купюры, а мелочь оставалась в кассе, чтобы на следующий день тоже было, чем рассчитываться с покупателями. Однако с течением времени запас мелочи иссякал и тогда в магазин приезжала машина с деньгами.