Джордж Кеннан - Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана

Сразу после провозглашения коммунизма в России широко распространялось мнение, поддерживавшееся официально, что в разраставшемся конфликте с империалистическими державами должна победить всемирная революция. Зарубежные коммунистические партии получали указания о направлении своих усилий на подготовку и возможно скорейшее проведение социальных и политических революций в своих странах, что должно было обеспечить безопасность Советов от военных угроз извне и послужить делу распространения коммунистической идеологии в мире. Нужно отдать должное чувству реалистического понимания Сталиным того, что не только всемирная революция имела мало шансов на успех, но что и иностранные коммунистические партии, действовавшие под этими лозунгами, мало содействовали реальным успехам Советского Союза. Поэтому советская внешняя политика вскоре перенесла усилия на проведение революций в отдельных странах, не дожидаясь наступления всемирной революции, и концентрацию использования симпатий не только коммунистов, но и других слоев населения к Советской республике в поддержку ее внешней политики. А это означало изменение, и довольно важное, но не меняло базовой концепции советской политики, направленной на усиление советского влияния в международных делах, используя противоречия и соперничество между империалистическими державами.

В годы, предшествовавшие приходу Гитлера к власти в Германии, Кремль, выступая в роли невинной жертвы дьявольских замыслов, стал заявлять свои протесты подобно шекспировской героине. Они исходили из намерений, будто бы вынашивавшихся капиталистическими странами, взять Россию в клещи и провести "интервенцию" силами "англо-французских империалистов". Коммунистическая пропаганда вовсю трубила об этих опасностях. Реалисты понимали, что оснований для таких страхов в действительности было не так уж и много и что основная цель поднятой шумихи заключалась в обработке общественного мнения собственного населения, тогда как реальные шаги по укреплению национальной обороны практически не делались. Казалось, что советские лидеры убедили не только многих людей, но и самих себя в существовании смертельной опасности.

Когда же Гитлер взял власть в свои руки, Кремль, кричавший долгие годы: "Волк, волк!" - вдруг увидел самого настоящего волка у своих ворот. Напыщенная фразеология превратилась в суровую реальность. Уже в период с 1933-го по 1938 год в Москве прекрасно понимали, что у Советского Союза недостаточно сил, чтобы противостоять в одиночку возможному нападению Германии. Поэтому у советских лидеров появилась мысль о том, что сохранить собственную безопасность можно, пожалуй, за счет натравливания против Гитлера кого-то другого, прежде чем он приступит к осуществлению своих планов агрессии на Восток. Ведь еще Ленин говорил, что в интересах коммунизма необходимо бесцеремонно использовать "противоречия между империалистическими державами". Вероятно, эта опасность касалась не только России, но у нее была возможность разыграть свою карту.

В результате у кремлевских лидеров совершенно неожиданно проявился энтузиазм к коллективной безопасности. Советская пресса выражала озабоченность ненадежной позицией западных демократий перед лицом нацистской опасности. Советский Союз вступил в Лигу Наций. Литвинов отправился в Женеву, где проникновенно выступал, говоря об опасности агрессии, неделимости мирных устремлений различных государств и неизбежности превращения войны, если она начнется, во всеобщую. Он аргументировал, приводя различные доводы, что западные державы должны согласиться на совместные выступления против любых проявлений германской агрессии где бы то ни было. Основная его мысль заключалась в том, что западные державы в случае такой агрессии будут, так или иначе, в нее вовлечены. А присоединяться к пакту о взаимопомощи он призывал абсолютно всех.

Несмотря на все это, не было никаких реальных подтверждений того, что Москва действительно намеревалась предпринять решительные военные меры в чьих-либо интересах. Традиционное предпочтение русских давать толкование вместо подписания реального соглашения быстро привело их к убеждению, что они могут без всяких опасений давать различные обещания, которые потом интерпретируют в нужном им духе, когда придет время их реализации. Главная цель, которую они перед собой ставили, - вынудить Германию в случае развязывания военных действий воевать не только на Востоке, но и на Западе. Обеспечив разрешение военного конфликта на западном театре военных действий, Россия могла бы спокойно заняться собственными делами.

Между прочим, в этом, пожалуй, заключен ключ к пониманию поведения Советского Союза в период мюнхенских переговоров. Им был сделан вид о готовности оказания Чехословакии военной помощи. Однако сделать это по воздуху желания у него не оказалось, как, впрочем, и реальной возможности, об этом немцы прекрасно знали из сведений о направлении туда сколь-либо значительного контингента советских сухопутных войск. Усилия Литвинова пришлись на сложный период времени, когда и Германия, и Россия осуществляли гонку вооружений. Старания его в конечном счете успеха не имели, так как западные державы не взяли на себя никаких обязательств по оказанию помощи советской стороне в случае, если бы Гитлер приступил к экспансии, ограничившись умиротворением.

Убедившись в нежелании Запада обеспечить его безопасность, Советский Союз, наряду с усилением мощи своих вооруженных сил, перешел в качестве альтернативы к территориальным приобретениям, исходя из границ 1938 года, чтобы укрепить свои стратегические и политические позиции и расширить сферы влияния. Приступив к осуществлению этой экспансионистской программы, советские руководители использовали традиции царской дипломатии.

Опыт Мюнхена показал, что кошмар изолированной германо-русской войны стал близок к осуществлению и утратились последние надежды побудить западный мир выступить против Гитлера не только в случае необходимости самообороны. Перевод промышленности России на военные рельсы подтвердил бесполезность затей Литвинова, поскольку открылась дорога к открытой территориальной экспансии, имевшей цель упредить по возможности нападение на Советский Союз или же, по крайней мере, смягчить силу удара в случае начала военных действий. В этих условиях Кремль летом 1939 года пошел на достижение договоренности с Германией, предложенной ею.

Западному миру следовало бы понять, что, несмотря на все перемены, происходившие в России после августа 1939 года, кремлевские руководители не только не отказались от своей программы территориальной и политической экспансии, но и подкрепили ее в германо-русском пакте о ненападении, в разработке и подписании которого самое деятельное участие принимал Риббентроп. Программа предусматривала восстановление русского господства в Финляндии и Прибалтийских государствах, в Восточной Польше, Северной Буковине и Бессарабии. В самом же пакте речь шла об установлении германского протектората над Западной Польшей и предоставлении выхода России к Балтийскому морю где-то в Восточной Пруссии, усилении русского влияния на славян в Центральной Европе и на Балканах и создании по возможности коридора, который соединил бы западных и южных славян, - примерно вдоль границы Австрии с Венгрией. Более того, в нем говорилось о контроле России над Дарданеллами путем сооружения в том районе российской военной базы.