Ги Бретон - Лукавые истории из жизни знаменитых людей

* * *

Однажды Марка Твена ограбили. Воры унесли столового серебра на несколько сотен долларов. На следующий день Твен прикрепил на дверь своего дома следующее объявление: «Уве­домление для будущих воров. С сегодняшнего дня столовое серебро заменено мельхиоровыми приборами. Столовые при­боры и прочую домашнюю утварь вы найдете справа от входа, рядом с корзинкой, в которой спят черно-белые котята. Если вам понадобится корзинка, положите котят на коврик, он лежит немного левее. Постарайтесь сделать это осторожно, чтобы не разбудить их. Не шумите. У меня очень чуткий сон. Тапочки стоят в прихожей рядом со штуковиной, в которую кладут зонты».

Однажды, зайдя к художнику Уистлеру, Марк Твен подо­шел к только что законченной им картине и сказал:

— На вашем месте, г-н Уистлер, я бы убрал вот это.

И сделал вид, что стирает облако.

Взволнованный художник воскликнул:

— Осторожно, картина еще не высохла.

— Ничего,—спокойно ответил Марк Твен.— Я в перчат­ках.

Но однажды Марку Твену пришлось встретиться с еще большим насмешником, чем он сам. В книжной лавке ему приглянулся четырехдолларовый томик, и он решил купить его. Прежде чем заплатить, он сказал продавцу:

— Как журналист, я, конечно, имею право на скидку, не правда ли?

— Безусловно, — ответил тот.

— Позвольте заметить, что я являюсь также автором нес­кольких романов, и поэтому цена для меня должна быть тоже снижена.

— Хорошо, согласен.

— Кроме того, я являюсь акционером вашего торгового дома и поэтому в соответствии с уставом пользуюсь 20-процентной скидкой.

— Договорились.

— Наконец, разрешите мне представиться... Когда вы уз­наете мое имя, то, конечно, сделаете мне дополнительную скидку. Меня зовут Марк Твен. Итак, сколько я вам должен?

— Вы ничего не должны, мой дорогой метр. Пройдите в кассу, вам сделают отметку в кредитной карточке: это я вам должен целый доллар.

В 1908 году, когда Марк Твен был избран доктором Окс­фордского университета, одна газета сообщила о его кончине. Марк Твен направил главному редактору этой газеты письмо, состоящее из одной-единственной фразы: «Слухи о моей смерти кажутся мне сильно преувеличенными»...

Незадолго до своей смерти в 1910 году на своей вилле в Рединге (штат Коннектикут) Марк Твен говорил друзьям: «Мне понадобилось 15 лет для того, чтобы понять, что у меня нет никакого литературного таланта. Но было слишком поздно. Я уже не мог отказаться писать, мои книги сделали меня знамени­тым».

Это не просто смешное высказывание. Как известно, у Марка Твена в общем-то совсем не было художественного вкуса и он не мог оценить произведение искусства. Он предпочитал лубочные картинки полотнам Рафаэля, а Тинторетто и Тициана считал мазилами. Самые тонкие романы заставляли его лишь недоуменно пожимать плечами. Признанные во всей Европе произведения, по его мнению, мало чем отличались от расска­зов краснокожих. Тристана, например, он считал не умнее бизона, а Изольду сравнивал с «индианкой, готовой следовать за самцом, на поясе которого болтается больше всего скаль­пов».

Как вы думаете, мог ли бедняга при таких условиях оценить свой собственный талант по достоинству?

Уже три месяца шел дождь. Из водосточных труб с шумом лилась вода, затопив мостовые и превратив улицы в настоящие реки. Небо сплошь было обложено свинцовыми тучами.

Я зашел в маленькое кафе на улице Берри.

— Вот это потоп! — сказал, завидев меня, хозяин кафе и предложил стаканчик вина.

Чихнув, я снял промокшее насквозь пальто и повесил его на вешалку.

За одним из столиков я заметил грузного мужчину, потяги­вавшего пиво и курившего трубку. Удобно устроившись на стуле, он внимательно следил за струйкой дыма, поднимавшей­ся к потолку, заложив большой палец левой руки за борт жилета. Казалось, он был в глубокой задумчивости.

Я подошел к стойке и попросил стаканчик грога. При этом я не мог оторвать взгляда от сидевшего за столиком человека, пиджак которого выглядел несколько поношенным. Внезапно он вытащил из кармана спичку и принялся ковырять ею в ухе. Он повернулся ко мне, и тут я узнал его. Конечно же, это был комиссар Мегрэ.

Я подошел к его столику:

— Добрый день, г-н комиссар, позвольте представиться, я — журналист...

С отсутствующим видом он кивнул головой. Показав на гору пустых тарелок, стоявших перед ним, я спросил:

— Дело, которым вы занимаетесь, очевидно, очень серьез­ное, судя по...

— Садитесь,— предложил он мне, оборвав на полуслове.

— Шесть убийств!... Точнее — шесть исчезновений... И что любопытно — все писатели: Кристиан Брюль, Жан дю Перри, Жорж Мартен-Жорж, Жорж д'Исли, Жак Дерсон, Люк Дорсан. Все они подавали большие надежды и все, обратите внимание, были чрезвычайно плодовиты,— пробормотал он себе под нос.

— Их имена мне ни о чем не говорят, — заметил я.

— Они умерли 37 лет назад!

— При каких обстоятельствах?

— Вот в этом-то и загадка,— сказал Мегрэ, выбив трубку о каблук ботинка. - Они были незнакомы друг с другом, по край­ней мере, никто не видел их никогда вместе.

— Вы, конечно, подумали, что произошло убийство?

— Разумеется...

Мегрэ достал кисет и стал медленно набивать трубку. Закончив, он отхлебнул глоток пива и опять полез за спичками.

— Все они исчезли в 1930 году...

— Что же было дальше?

Мегрэ раскурил трубку.

— А некоторое время спустя появился никому не извест­ный писатель. Вы-то, может, о нем слышали, ведь вы журна­лист. Его зовут Жорж Сименон. Никто никогда о нем не слышал, и вдруг он стал публиковать по роману в месяц... Можете представить себе такое?

— Я не осмеливаюсь даже...

Мегрэ вновь раскурил погасшую было трубку и, лукаво взглянув на меня, сказал:

— А вы осмельтесь!

— Как! Вы хотите сказать, что Жорж Сименон убил шес­терых писателей, чтобы завладеть их неизданными рукописями?

Мегрэ на минуту задумался:

— По крайней мере это вполне объясняет такую плодови­тость Сименона и многое другое...

— Вы встречались с ним когда-нибудь?

— Насколько мне известно, он уже две недели в Париже и живет в двух шагах отсюда. Вот поэтому-то я и сижу здесь вместо того, чтобы у себя дома наслаждаться грогом, который прекрасно готовит мадам Мегрэ.

— Что еще могли бы вы рассказать мне об этом деле?

Мегрэ достал из кармана потрепанный черный блокнот.

— Мне известен образ жизни, который он ведет в Швей­царии: занимается спортом, не ходит в гости к своим собратьям по перу, любит проводить время в кругу семьи и вообще ведет здоровый образ жизни, ненормальный для настоящего писа­теля. Хотите послушать рапорт моего женевского коллеги? Вот что он мне сообщил: