Сергей Михеенков - Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945

Дивизия начала отход ночью, скрытно. А до ночи и часть ночи держались на прежних позициях. Держался и мой взвод. В тот день многих потеряли. Уже чувствовалось, что силы наши на исходе. И настроение упало. Какая-то безысходность и апатия овладела всеми, в том числе и командирами. Но не всеми. Да и среди рядового состава находились такие, что подбадривали других, говорили: мол, ничего, ребята, удержимся, не пропадем.

Отходила дивизия так: каждый полк оставлял заставы для прикрытия отхода основных сил. Меня, лейтенанта, назначили командиром группы прикрытия от нашего полка. В группе прикрытия остатки моего стрелкового взвода. Двенадцать бойцов с винтовками. И три расчета станковых пулеметов «Максим».

Доля наша, как мы сразу поняли, незавидная. Я видел, как смотрели на нас отходящие. Как на смертников. А некоторые отворачивались. Но приказ выполнять надо.

Мы заняли траншею. Поправили окопы. Всего нас набралось, с пулеметчиками и ездовыми, человек тридцать пять. Полнокровный взвод! Несколько подвод. На подводах запас патронов, гранат, другого имущества. Как будто все это нам могло пригодиться в скоротечном бою.

А немцы не дураки. Видать, что-то почувствовали, что впереди слишком тихо, и выслали разведку. Разведчики подползли сразу несколькими группами. Одна — прямо на нас. Мы ее встретили, гранатами забросали. А другая до траншеи добралась. Увидели, что окопы пустые, подали сигнал. Они и полезли, уже нагло — знали, что нас мало совсем. Стали окружать.

Что делать? Уже левее обходят, слышно, как команды подают. А решение принимать мне! Полк уже отошел. Потерь в моем новом взводе пока не было. Я и приказал отходить, пока тыл наш они не перехватили.

Ударили из пулеметов по флангам, длинными очередями во всю ленту. Замки из «Максимов» вытащили и пошли. Вначале перебежками, попарно, прикрывая друг друга. А потом побежали стадом. Людей в такую минуту, когда за тобой по пятам гонятся, не удержишь.

В лесу встретили комиссара дивизии Шляпникова. Я доложил ему: задачу выполнил, людей, мол, вывел, никого не потерял.

Комиссар выслушал меня и приказал прочесать участок леса, примыкающий к дороге, и всех, кого найдем, выводить в назначенное место. А уже рассвело. И весь день мы ходили и собирали вышедших из окружения. Народ в лесу попадался часто. То там группа бродит, то там. Собрали около роты. Бойцы и командиры. Прятались в лесу и не знали, что делать, куда идти? Собрал я этих людей, построил. Были среди них и старше меня по званию, капитаны и майоры, а все равно меня, лейтенанта, слушались. Комиссар осмотрел строй и сказал: так, мол, и так, пойдем на прорыв двумя группами. К тому времени немцы уже и второе, внешнее кольцо замкнули. Только вырвались, думали: ну все, отмучились… А тут опять на прорыв идти.

Первую группу комиссар поручил мне. Она состояла на две трети из моего взвода. Первая группа — группа прорыва. Мы должны были пойти первыми, прорвать брешь. Следом за нами — остальные. С ними шел комиссар Шляпников. Во второй группе собрали всех раненых и ослабевших.

Мы выступили. Ночь на исходе. Туман. Тишина. Я приказал всем двигаться тихо. Ни выстрела, ни звука.

И вдруг — топот лошадей. Было такое впечатление, что нас лавой атакует кавалерия. Я испугался, хотел уже подать команду открыть огонь. А старший сержант, командир одного из отделений, и говорит мне:

— Не бойтесь, товарищ лейтенант, это не немцы. Лошади наших артиллеристов. Побросали они лошадей. Бегают теперь беспризорные и в табун сбились от страха. Им, бедным, тоже страшно на войне. Страшнее нашего.

И мы пошли дальше. Так же тихо и скрытно. Своих лошадей мы вели в поводу. Повозки побросали. Куда в лес с повозками?

Идем мы в тумане. А кони учуяли, видать, нас и отвернули в сторону, к дальней опушке понеслись. И оттуда, с опушки, по ним резанули немецкие пулеметы. Я их частый бой хорошо узнавал. Видно, они тоже испугались, что их атакует кавалерия. Мы сразу определили их пулеметы и окопы стрелков. Взяли левее и так, стороной, прошли. Трассы шли густым потоком. Так мы вдоль этого жуткого потока и шли в тумане. Он и был нашим ориентиром. Вскоре стрельба осталась позади. Вышли. А сами не знаем, куда попали.

Рассвело. Туман опал. Оказались мы на высотке, в березняке. Впереди, километрах в двух, виднелась деревушка. Я посмотрел в бинокль: в деревне немцы. Что делать? Везде они!

День пролежали в березняке. В сумерках переправились через речку. Речка не особо большая, но вода-то — холодная. А уже октябрь. Захолодало. Моста искать не стали, чтобы не набрести опять на немцев. Полезли так. Перешли по грудь в воде. Вышли на другой берег, отряхнулись, как куры, — одежду выжимать некогда! — и пошли дальше. Шли всю ночь. Утром вышли к какому-то населенному пункту. Оказалось, что это не простой населенный пункт, а районный центр. Немцев в нем еще не было. Так, думаю, значит, все же вышли.

Я зашел в крайний дом, спросил, чем бы покормить бойцов. Вторые сутки не ели. Хозяин мне подсказал, что неподалеку находится пекарня. Я взял с собой троих бойцов. Пошли. Пекарня работала. На стеллажах полно хлеба! Мы зашли и от хлебного духа прямо одурели. Подошел пожилой мужчина, представился заведующим. А по нашему виду он уже понял, кто мы такие. Мы тут были уже не первые. Выслушал он меня и сказал:

— Берите хлеб. Кроме хлеба, ничего нет. Берите столько, сколько сможете унести.

В райцентре, кроме нас, находилось много наших войск. Если бы всех собрать, то полк набрался бы. Но все — в состоянии движения. Все куда-то спешили. Все — из разных частей. Не чувствовалось, что тут есть единое командование, что командиры готовят людей к активной обороне. Бойцы, целыми ротами, шли без командиров. Вели их сержанты или старшины. А командиры шли обособленными группами.

Мы поели. Насмотрелись на эти толпы. Пошли искать своих. Надо ж кому-то доложить, что вышли. И вскоре — представьте себе! — нашли штаб своего полка! Снова нам повезло.

А комиссар Шляпников со своей группой не пробился. Когда с опушки начали бить пулеметы, они, видать, решили, что мы попали под огонь, и повернули назад. Немцы обнаружили их, погнали назад, в лес. Потом я узнал, что Шляпников на оккупированной территории организовал партизанский отряд и отважно сражался. Комиссар есть комиссар.

Пришел я в штаб. Узнаю: командир полка убит, начальник штаба убит. Командир роты связи старший лейтенант Новиков жив. Мы были знакомы. Он последним из офицеров штаба полка уходил от нас, когда мы, группа прикрытия, остались в траншее. Я обрадовался. Он тоже. И говорит:

— А мы думали, что вы все погибли. Бой у вас был. Мы слышали. Мы тоже, — говорит, — напоролись. Батю убило. Наповал. Пулей, прямо в висок, когда пошли на прорыв. Батя впереди шел, из пистолета стрелял.