Вилли Фей - Танковые сражения войск СС

После шести дней и ночей тяжелейших оборонительных боев «пантеры» были отозваны для получения новых заданий. Уцелевшие Pz-IV и штурмовые орудия под командованием оберштурмфюреров Бауэра и Веертса вместе с батальоном «Норге» остались в поместье.

Русские не сдавались и продолжали безуспешно атаковать круговую оборону. Еще через три дня поступил приказ прорываться, что и было выполнено с минимальными потерями в течение ночи. Наблюдатели соседней дивизии «Тотенкопф» передали по радио в штаб дивизии «Викинг»:

«После героического сопротивления боевая группа «Викинга» прекратила огонь».

Атака на Шарошд. Мы вышли на исходные позиции рано утром. Моя 5-я рота (на «пантерах») вместе с саперами атаковала ферму на гребне холма, покрытого пшеничными полями. Ферма была захвачена, и к нам вышло много пленных. Потом из глубины русских позиций появились контратакующие танки, которые подожгли ферму. Густой дым от пожара ограничил нам видимость. Мы отошли от фермы. Когда колесные машины вышли за радиус действия орудий, 5-я рота вступила в танковое сражение. Было замечено несколько танков ИС. Численно превосходящий противник обошел нас и атаковал во фланг. Потом был уничтожен первый наш танк. Машина начальника административно-хозяйственной службы нашего 2-го батальона, который исполнял обязанности командира экипажа, была подбита и загорелась. Я приказал по радио: «Пятисотый — роте: отойти к окраине города!» Одновременно я схватил дымовую гранату, чтобы бросить ее и скрыть от вражеских глаз наш отход. В этот момент раздался сильный удар. Я увидел яркую вспышку. Потом — темнота…

Дымовая граната упала на решетку моего танка. От нее шел густой дым. Стрелявшие по нам русские, видимо, решили, что мы подбиты, и больше по нам не стреляли. Это было на руку мне и моему экипажу. Но я этого не понимал — я был ранен первым попаданием в башню и потерял сознание…

Очнувшись, я обнаружил, что вишу вниз головой на сиденье наводчика. Я почувствовал, как кто-то схватил меня за воротник, слегка приподнял, а потом снова отпустил, сказав, что это бесполезно. Потом он исчез. Я лежал, полупарализованный от боли. По лицу ручьями катился пот, когда я оторвал душивший меня провод микрофона. Из последних сил я выполз из люка.

Мои зимние штаны зацепились за штурвал башни. Я увидел, как русский подошел поближе, встал на колено и начал целиться в меня. В мозгу мелькнула мысль: конец! Инстинктивно я свалился в снег, словно убитый. Должно быть, Господь приглядывал за мной и приложил к этому руку. Мой друг, Альфред Гроссрок, командир 6-й роты, тоже заметил меня и устремился ко мне на своей «пантере», стреляя из пулеметов по русской пехоте. Он погрузил меня за башню и отвез прямо на полевой перевязочный пункт, где наш добрый доктор Кальбскопф немедленно занялся моими ранами.

16 марта 1945 года, окраина Штульвайссенбурга, район озера Балатон. Командир танка Pz-IV № 201 с разбитым ведущим колесом, стоящего в заграждении на дороге.

Наша пехота, набранная с бору по сосенке из тыловых частей, бежала к окраине города. Русские вели по ней огонь, и многим не суждено было подняться. Два наших Pz-IV и самоходка стояли на самой окраине перед домами и ждали, что будет дальше. Вдруг русские открыли ураганный огонь из всех орудий и минометов. Облака пыли совершенно закрыли нам обзор. Задним ходом мы оттянулись еще ближе к окраине. Я проехал через баррикаду и поставил танк между соседними домами. Мы не стали глушить двигатель и поставили радиостанцию на прием. Все люки были наглухо закрыты. Машина моего друга Ханнеса Имена, второй Pz-IV, прошла чуть дальше по улице и скрылась из вида. Воздух вокруг нас был наполнен рыжей пылью от разбитой выстрелами черепицы и кирпичей. Мой наводчик, фламандец, беспокойно вертелся на сиденье. «Спокойно, сынок. Пока русские стреляют, в атаку они не пойдут», — сказал я, и он кивнул в ответ. Вражеские противотанковые пушки вели огонь вдоль главной улицы, и я видел, как снаряды пролетают перед нами. Постепенно огонь стих. «Вот теперь они пойдут в атаку», — подумал я. Мы выехали вперед и заняли позицию за баррикадой. Рядом с нашим танком раздался взрыв. В воздух взлетели кирпичи, из которых была сложена баррикада. Я услышал голос Георга, механика-водителя: «Мощность подается только на одну гусеницу; мы можем только крутиться».

«Вылезай и посмотри, в чем дело!» — крикнул я в переговорное устройство. Проклятие! Только этого нам не хватало — русские уже двинулись вдоль улицы! «Нам отстрелили ведущее колесо», — доложил Георг. Я стал лихорадочно соображать. «Башню на левый борт, огонь!» Фламандец открыл огонь из пулемета вдоль дороги, заставив русских искать укрытия. Но это было ненадолго, и вскоре они устремились к нам, перебегая от дома к дому. «Ойген! — крикнул я радисту. — Ноги в руки, и беги к Ханнесу! Скажи, чтобы он побыстрее подошел и взял нас на буксир!» Ойген посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и тут же исчез. «Георг, сбрасывай гусеницу и подцепляй тросы», — приказал я механику-водителю. Георг выскочил и начал хлопотать над гусеницей. Тем временем русские подобрались уже угрожающе близко. «Целься ниже! — крикнул я наводчику. — Ты бьешь над головами!»

«Невозможно, унтершарфюрер, — ответил он. — Ствол и так лежит на баррикаде». Как бы мы ни старались, мы больше не могли стрелять по ним из башенного пулемета. «Продолжай стрельбу!» — приказал я. Даже если пулемет и не мог попасть в цель, он все равно сдерживал противника. Русские подошли к нам на шестьдесят метров. Наша пехота — три или четыре человека — сделала еще несколько выстрелов и снялась с позиций. Мы остались за баррикадой одни. «201-й вызывает Рысь (позывной командира боевой группы)… 201-й вызывает Рысь… Сижу за баррикадой с отстреленным ведущим колесом. Пехота отошла. Русские в полусотне метров. Немедленно нужна буксировка!» — крикнул я по радио. В ответ получил: «Рысь — 201-му. Соблюдать дисциплину в эфире!» Я ответил в последний раз, цитируя знаменитую фразу Гетца фон Берлихингена, предложив ему «поцеловать меня в зад», и крикнул фламандцу: «Давай сюда автомат и гранаты!» Наводчик и заряжающий тут же исполнили приказ. Их лица были пепельно-серыми. Я успел как раз вовремя — фигуры вражеских солдат были уже на расстоянии броска. Я швырнул в них несколько гранат. Потом я поднял МР-40 и вел огонь до тех пор, пока в магазине не кончились патроны. Несколько русских были ранены или убиты, остальные попрятались за домами. В это время на дороге показался Pz-IV, двигавшийся на полной скорости. Слава Богу, это оказалась машина Ханнеса! Рядом с нашим танком его механик-водитель развернул машину на 180 градусов и остановился. Ойген и Георг тут же забросили канаты крест-накрест на буксирную балку и вскочили на танк.