Михаил Арлазоров - Циолковский

Поддержку оказала Социалистическая академия общественных наук, учрежденная декретом ВЦИК 13 июля 1918 года 12 12 Социалистическая академия общественных наук была в 1923 году переименована в коммунистическую академию, а в 1936 ее основные институты были переданы Академии наук СССР. . Константина Эдуардовича привели в нее вопросы переустройства мира. Наивно и безуспешно он пытался решать их в брошюре «Горе и гений». Естественно, что бурные события (две революции за год!) изменили мировоззрение ученого. Он спешит сообщить академии, что его идеалы социалистического устройства человека близки Советской Конституции. Он просит помощи, без которой не может окончить работу, способную принести пользу в уяснении духа и разума этого важнейшего политического документа.

Одной лишь фразой поминает ученый свои трудности, но эта фраза страшна: «Теперь получаю пенсию в 35 рублей и не умираю с голода только потому, что дочь служит (в местном продовольственном отделе) и получает 270 рублей 13 13 Переписка К. Э. Циолковского с Социалистической академией была обнаружена в Центральном государственном архиве Октябрьской революции и опубликована в журнале «Исторический архив» № 5 за 1960 год научным сотрудником Н. Н. Винокуровой. ».

Письмо из Калуги, подкрепленное пачкой брошюр в разноцветных обложках, вскрыли добрые руки. Разумеется, старый учитель не бог весть какой политический грамотей. И все же его мысли не могли не подкупать своей дерзостью, смелостью, космическим размахом. Коль скоро идея мировой революции не сходит со страниц печати (а ее действительно обсуждали тогда и стар и млад), то почему же не понести в будущем революционные идеи на другие планеты?

Москвичи сумели разглядеть в Циолковском незаурядную личность. 26 августа 1918 года Социалистическая академия избрала его своим членом-соревнователем.

К официальному извещению, посланному в Калугу, было приложено письмо. «Социалистическая академия не может исправить прошлого, – читал в нем Константин Эдуардович, – но она старается хоть на будущее оказать возможное содействие Вашему бескорыстному стремлению сделать что-нибудь полезное для людей. Несмотря на крайние невзгоды, Ваш дух не сломлен. Вы не старик. Мы ждем от Вас еще очень многого. И мы желаем устранить в Вашей жизни материальные преграды, препятствовавшие полному расцвету и завершению Ваших гениальных способностей».

Итак, преграды рухнули. Ему предлагают переехать в Москву. Он сможет работать в коллективе. Перед ним откроются двери библиотек. Мечта молодости внезапно обернулась явью. Но поздно, слишком поздно... Он стар, болен, голоден. Переезд в Москву ему не по силам...

Константин Эдуардович просит разрешения работать в Калуге. Москва настойчива. Новое письмо из академии, подкрепленное денежным переводам, подчеркивает: «Если Вы не сможете приехать без дочери, то уверен, что мы здесь найдем службу для Вашей дочери на оклад, отнюдь не меньший того, какой она получает в Калуге».

Как это заманчиво! И все же он вынужден отказаться: «...моя тяжкая для меня, несносная для других глухота, старость, болезненность, отощалость от голода, семья из четырех человек с одним работоспособным членом делают мое пребывание в Москве положительно губительным. Здесь же я буду спокоен и мало-мальски сыт... При таких условиях я легче смогу перенести суровую действительность...»

Циолковский остался в Калуге. По-прежнему хлопочет Варвара Евграфовна. Целыми днями что-то толчет, сушит, провяливает, стараясь сделать мало-мальски пригодными для пищи овес, свеклу, гнилую картофельную муку, а Константин Эдуардович пишет работу, которую от него ждут в Москве...

Социалистическая академия установила новому члену-соревнователю постоянное денежное содержание. Расписка Циолковского за первую половину июня 1919 года, уцелевшая среди его писем в академию, свидетельствует – двухнедельное жалованье составило 835 рублей. Это ощутимая поддержка. В 1919 году мешок картошки в Калуге стоил 450 рублей.

Циолковскому хочется отплатить государству за заботу. И он совершает поступок, удивительно точно раскрывающий его настроение. Константин Эдуардович вознамерился выехать на Южный фронт.

Это выяснилось совсем недавно. Сотрудница Центрального государственного архива Советской Армии Т. Андреева стала разбирать одну из папок документов Южного фронта. Ничто, казалось, не сулило интересной находки. Керосин, лес, хлеб, обмундирование... Архивную папку наполняли заявки, доверенности, накладные. Скучно и буднично. Но вдруг под одной из бумаг совершенно неожиданно подпись: «Циолковский».

Андреева осторожна. Она сличает почерк с опубликованными автографами Циолковского. Сомнения тают – среди хозяйственной переписки штабистов Южного фронта оригиналы двух неизвестных писем Циолковского.

Оба документа – заявление в Народный комиссариат торговли и промышленности и ответ начальнику авиации при штабе Южного фронта – на одну тему. Оба написаны почти одновременно – 6 и 8 февраля 1919 года. Отправив в штаб Южного фронта 58 своих брошюр, Циолковский писал: «..нельзя ли начать стройку металлических дирижаблей для расширения транспорта? На ремонт рельсов и подвижного состава материалов понадобится гораздо больше, чем для железных дирижаблей...

Сам я стар (61 г.), глух и слаб. Мне необходим проводник, достаточное питание, самую простую одежду (моя не подходит к делу, и надо одеться просто – по-солдатски)...

Напишите в Москву, в Глав. штаб или куда нужно и поговорите о возможности и полезности этого дела... Избегайте формальностей... Повторяю – я готов...»

В двух словах «я готов» яснее, чем в самой обширной речи, сформулировано отношение ученого к революции. Ведь письмо-то было адресовано на фронт!

Никто не пытался тогда заменять железнодорожный транспорт дирижабельным. Но, как это ни парадоксально, через много лет мысль Циолковского о транспорте без дорог все же сбылась. В наши дни, когда стали реальностью исполинские реактивные самолеты, подчас дешевле и целесообразнее проложить воздушную линию, нежели строить железную дорогу.

Интересно и другое письмо, адресованное в Народный комиссариат торговли и промышленности. Циолковский, категорически отказавшийся от приглашения Социалистической академии переехать в Москву, выражал полное согласие на поездку в любой город, где будет строиться дирижабль его системы. Ради пользы дела он готов отправиться куда потребуется вместе «со всеми моими моделями, чертежами, книгами, расчетами, фотографиями и туманными картинами». Таковы факты, которыми обогатила наши представления о жизни Циолковского Т. Андреева в статье «Ученый просит шинель солдата».