Анатолий Левандовский - Карл Великий

Эта небольшая книжка для автора значит в чем-то больше, нежели остальные тринадцать увесистых «кирпичей», опубликованных им ранее: она – плод первой любви, а первая любовь, как известно, остается неизгладимой на всю жизнь.

Все началось с экзамена по истории средних веков, который я, гордый студент истфака университета, в 1939 году сдавал профессору Николаю Павловичу Грацианскому, славившемуся «людоедством». Я уже давно окончил свой «блистательный» ответ о Каролингах (не упомянув, правда, о какой-то новейшей теории – то ли Допша, то ли Зеелигера), а Грацианский все еще теребил свой длинный ус, так напоминавший мне всегда легендарные усы Карла Великого, потом решительно взял зачетку и вывел «хор.». То была моя единственная «четверка» за годы учебы в университете... Мог ли думать я тогда, что буду его учеником и стану заниматься как раз этими самыми Каролингами? Наверное, мог, если не думать, то чувствовать, потому что уже тогда боготворил его и считал, что только он достоин быть моим учителем...

А потом было много всякого, и вот уже окончилась война, и вот я – аспирант того же истфака – занимаюсь у него на дому в семинаре для избранных «счастливчиков» и читаю доклад о саксонских войнах Карла Великого...

Свою диссертацию «Эйнгард и каролингская традиция» я защищал уже без него, после его трагической гибели; и защита прошла не гладко, поскольку работа не отвечала установившимся канонам; а один из оппонентов даже назвал меня «парадоксалистом». По-видимому, только его славное имя, да еще имя Евгения Алексеевича Косминского, согласившегося стать формально моим научным руководителем после рокового события, спасли работу от провала. Опубликовать ее мне, конечно же, не удалось – подобные темы в те времена в качестве «неактуальных» находились под запретом. И как было обидно, уже многие годы спустя, видеть, что в зарубежной литературе утверждается то одна, то другая «идейка», которая давно уже высказана тобой, но «там» об этом не знают...

Чувствуя бесплодность моей тематики в подобных условиях, я на долгие годы сменил ее, не порвав, правда, с историей Франции, которая на всю жизнь оставалась для меня единственным полем деятельности. Что же касается проблемы «Карл Великий и Европа», то здесь удавалось лишь время от времени «пробивать» (с большим скрипом) отдельные статейки. Я подружился с хорошими людьми из Главного управления геодезии и картографии, и они помогли мне осуществить подготовку Атласа, который, увы, так пока и не вышел, хотя мои картографические наброски по эпохе Каролингов проникли во многие атласы и учебники – школьные и вузовские, а также и в обобщающие труды типа «Всемирной истории».

Теперь, на склоне лет, мне, что называется, вдруг «подфартило». Ситуация изменилась – старые запреты отпали. Сегодня можно публиковать все, хотя это очень трудно сделать по причинам уже иного порядка. И вот, в результате, появилась эта небольшая книжка. Конечно, это лишь крохи. Но сомневаюсь, что по условиям возраста и ряда других обстоятельств удастся сделать большее. А пока я счастлив, что удалось хоть в таком несовершенном виде обнародовать свою «общую идею». И если она заинтересует читателя, а может статься, и убедит его, то большего удовлетворения в этой жизни для меня быть не может.

Первое издание этой книги вышло в свет в 1995 году и встретило благосклонный прием у читателей. Новое издание значительно отличается от предыдущего. Учтены замечания, исправлены ошибки и неточности, переосмыслены отдельные положения. Кроме того, значительно расширены некоторые главы и параграфы, иные же – написаны заново.

Поскольку автору хотелось бы, чтобы наиболее любознательные из читателей могли хоть немного почувствовать «аромат эпохи», а заодно и познакомиться с творческой «лабораторией» историка, книга снабжена «Приложениями», в новом издании также расширенными и дополненными.

Еще при жизни он получит прозвища: «Славный», «Блистательный», «Победоносный», «Мудрый»; но одно вскоре возобладает над другими и пребудет в веках: «Великий». Оно неразрывно сольется с именем. «Carolus Magnus» латинских текстов, «Karl der Grosse» у немцев, «Charlemagne» у французов – таким войдет он в легенду, из поколения в поколение оставаясь эталоном для царственных подражателей – Фридриха Барбароссы в XII столетии, Филиппа Доброго – в XV, Карла Пятого – в XVI, Наполеона – в XIX.

Чем заслужил он подобную честь? Завоеваниями? – но они оказались эфемерными и едва пережили завоевателя; административными реформами? – но они почти не поднялись над уровнем установлении предков; экономическими преобразованиями? – но они были ничтожными; достижениями в области культуры? – но сегодня придуманный кем-то термин «каролингский ренессанс» обычно заключается в кавычки. Так в чем же здесь величие?

Не станем торопиться. И, прежде всего, заметим: вряд ли корректно мерки сегодняшнего дня применять к VIII-IX векам. Империя Александра Македонского тоже распалась после смерти завоевателя, не слишком усердно занимавшегося реформаторской деятельностью, и тем не менее в глазах потомства он остался Великим. Видимо, подлинную сущность явления определяет не то, что лежит на поверхности и может быть сведено к совокупности неких простых истин. Истина синтезирующая всегда много глубже и определяется не с первого взгляда, требуя проверки длительным временем. Франкский король и император Карл, сын короля Пипина, эту проверку выдержал, о чем свидетельствуют постоянно появляющиеся на Западе новые исследования о его жизни и деятельности, а с 1950 года в городе Ахене, столице империи Карла, проводится ежегодное присуждение премии его имени лицам или организациям, внесшим особый вклад в дело европейского единства.

Впрочем, здесь не все так просто и гладко, как может показаться на первый взгляд. Уже кое-кто из младших современников Карла относился к нему неоднозначно и даже предрекал душе его адский пламень. А позднее, как это бывает обычно, вдело вмешались политика и политические амбиции, не раз осложнявшие восприятие образа великого императора. Ибо если в иные эпохи французские и немецкие исследователи рьяно оспаривали его друг у друга в качестве «основоположника» их национальной истории, то в других случаях они из тех же побуждений и с такой же ретивостью открещивались от него. Достаточно вспомнить позиции немецких историков и псевдоисториков во времена националистического угара франко-прусской войны и, в особенности, гитлеровского «нового порядка», когда основателю Каролингской империи не могли простить его истребительных войн против «арийцев» – саксов и даже называли его не Karl der Grosse, a Kari der Franken. И точно так же их французские оппоненты не раз отталкивали Карла и принижали его значение за «прогерманские» позиции и акты. Политика всегда остается политикой, и поскольку герой этой книги, строго говоря, не «немец» и не «француз», то националистическая историография ни там, ни тут не может испытывать к нему чрезмерных симпатий.