Альберт Голдман - Джон Леннон

«Миссис Леннон, – ответил искусствовед, – наверное, вы имеете в виду Ленуара?» Когда речь зашла о стоимости картины, эксперт обошел этот вопрос, ответив: «Вы знаете, миссис Леннон, искусство трудно поддается оценке!»

В то время как Иоко не отходила от телефона, желая убедиться в том, что ее не обманывают, Сэм развил бурную деятельность. Ему приходилось бесконечно беседовать с адвокатами Лили Понс и бухгалтерами Леннонов, а также с самой покупательницей. Ежедневно они тратили по нескольку часов на телефонные разговоры, благодаря которым их отношения становились все более дружескими.

9 декабря 1976 года Сэм Грин вылетел в Лондон и оформил сделку по продаже Ренуара. Ленноны были в восторге от того, что сумели превратить бесполезные фунты в дорогостоящее произведение искусства, переходившее в их собственность через год, в течение которого картина должна была экспонироваться в галерее Уокера в Ливерпуле. Оба Грина поняли, что не просто здорово заработали, но и заложили фундамент своему будущему благосостоянию.

Сэм не мог поверить своим ушам. Дело происходило в воскресенье. Празднества по случаю вступления в должность нового президента начинались в среду. Было уже слишком поздно! «Иоко, – взмолился он. – Я сам был в Вашингтоне всего два раза в жизни! Среди моих знакомых нет ни одного политика! Я даже не знаю, с чего начать!» Но Иоко и слышать ничего не хотела. «У тебя получится!» – торжественно заявила она и повесила трубку.

В понедельник утром Сэм выяснил, что все лимузины уже зарезервированы, в гостиницах не осталось свободных мест, а авиакомпании принимают заявки только на лист ожидания.

Во вторник, отправившись пообедать в «Джинджер Мэн» со своей приятельницей Джени Лар (дочерью знаменитого актера Берта Лара), Сэм буквально кипел от ярости. «Эти проклятые Ленноны сведут меня с ума! – провозгласил он. – Представь себе, теперь они хотят во что бы то ни стало присутствовать на завтрашней церемонии инаугурации президента Картера. Такие вещи не делаются в последнюю минуту!»

Дав Сэму выпустить пар, Джени Лар предложила ему помощь. Она была знакома с Робертом Липтоном, продюсером Си-би-эс, который отвечал за телетрансляцию церемонии. «Отправляйся домой и сиди у телефона, – сказала она на прощанье. – Если мне удастся что-нибудь сделать, я позвоню сегодня во второй половине дня».

Несколько часов спустя Сэму позвонила сотрудница Роберта Липтона и сообщила, что в Вашингтоне все готово для приема Сэма и Леннонов: им заказаны билеты на самолет, зарезервированы номера в отеле «Уотергейт» и места на завтрашнее шоу. В аэропорту их встретит лимузин, который останется в их распоряжении вплоть до самого отъезда в пятницу утром.

«Это волшебство! Я сотворил для них чудо!» – воскликнул Сэм, положив трубку. Затем ему в голову пришло единственно возможное объяснение такой небывалой удачи: "Должно быть, они держали все это про запас для Хайле Селассие! 215 250 Отсутствует "

16 января 1977 года в квартире Сэма Грина зазвонил телефон. Это была Иоко: «Я знаю, ты можешь все! Чарли Свон сказал, что ты можешь все! Ты – наш добрый гений! Тебе надо бросить все и сконцентрироваться только на этом! Это очень важно для Джона. Теперь, когда он получил свою „грин кард“, он хочет попасть на инаугурацию!» Прибыв в Вашингтон, Сэм Грин и Ленноны облачились в официальные вечерние костюмы и отправились на инаугурацию, которая проходила в Центре Джона Ф. Кеннеди. На Йоко было белое платье без бретелек от Билла Бласса, на шее сверкали толстые золотые цепи и драгоценности, волосы, по настоянию Сэма Грина, были собраны в пучок. Джон набросил на костюм черный плащ на белой атласной подкладке и убрал со лба длинные волосы, собрав их сзади наподобие поэтов эпохи романтизма. После концерта, вместе с другими почетными гостями, они отправились за кулисы поздравить вновь избранного президента Картера. Сэму доставил большое удовольствие тот факт, что его тепло приветствовали многие знменитости, в то время как почти никто не поздоровался с Джоном и Иоко.

Лорин Бэколл, соседка Леннонов по Дакоте, даже приветливо расцеловалась с ним, при этом холодно бросив Леннонам: «Привет, Джон и Йоко!» «Вы, может быть, помните меня, – произнес Джон, когда его представили президенту Картеру. – Я бывший Битл». Президент помнил – но не более того. По странной иронии судьбы, где бы ни появлялись в эти дни Джон и Йоко, им всюду предлагали кокаин.

Но Ленноны не собирались ставить под угрозу вновь обретенную респектабельность и категорически отказывались принимать наркотики прилюдно. Джон вернулся в Нью-Йорк усталым, но счастливым и гордым от того, что новая администрация приняла его столь же охотно, сколь отчаянно предавало анафеме предыдущее правительство. Джон делился впечатлениями о своей поездке в столицу, точно ребенок, побывавший в цирке, и гордо демонстрировал приглашение из Белого дома с выгравированной на нем золотой печатью. Он даже позвал соседей, Кэй и Уорнера Леруа, чтобы показать им видеозапись церемонии, на которой пару раз промелькнули и их лица.

В 1977 году Йоко Оно, которая прежде слыла в Японии паршивой овцой, захотела реабилитировать себя в глазах соотечественников. Она поставила себе целью вернуться на родную землю и занять в высшем обществе место, достойное женщины, сумевшей спасти распадавшийся брак, родить сына и успешно заняться бизнесом. Она объяснила Джону, что было бы большой ошибкой не дать Шону возможности заявить свое право на наследство. В конце концов, у мальчика столько же японской крови, сколько и английской. (При этом не следует забывать, что воспитывали его как чистокровного американца.) Если мальчика в раннем возрасте не свозить на родину матери, ему в дальнейшем будет трудно приобщиться к культуре этой страны. Еще важнее для Иоко было то, что Шона могли не признать полноправным членом клана, и это бы означало, что он не сможет в будущем претендовать на свою долю фамильных драгоценностей и недвижимости. В силу всех этих причин Леннонам было необходимо отправиться в Японию и пробыть там по меньшей мере пять месяцев, живя по высшему разряду, что предполагало немалые расходы. К счастью, они могли оформить свое пребывание в Японии как деловую поездку.

Джон не имел ни малейшего желания туда ехать, а тем более так надолго. Ускоренных курсов было, конечно, недостаточно для того, чтобы научиться говорить по-японски, а кроме того, поездка лишала его возможности отдохнуть на море. Тем не менее он привычно уступил настойчивости и решительности своей жены.

Всю весну Иоко провела, готовясь к летней кампании. Она стремилась устроить так, чтобы каждое появление Джона в обществе сопровождалось толпой журналистов и фоторепортеров, как несколько лет назад это было в Англии и в Америке. Для этого им было необходимо постоянно держать на самом высоком уровне планку своего звездного статуса. В этой связи элементом первостепенной важности становилось ежедневное появление на людях в новом наряде. Необходимость всем троим пять месяцев ежедневно переодеваться порождала потребность в целой Фудзияме шмоток. При этом одежду необходимо было купить в Нью-Йорке. К счастью, рядом оказался Джон Грин, которому и поручили завершить закупку одежды и быть готовым по первому требованию отправить в Японию пополнение ленноновского гардероба.