Марсель Мижо - Сент-Экзюпери

На обратном пути из Орана 16 февраля он пишет подруге:

«...Я доволен моим путешествием. И на обратном пути я летел все время вне караванных путей. Хотя они и могли бы служить мне ориентирами, я летел напрямик над песками, разыскивая, как островки в море, французские военные посты. В этом была какая-то игра, и я был рад этому, потому что чувствовал уверенность в себе. Я был счастлив, когда за тридцать километров, среди песков, различал крошечный квадратик форта. И это после пятисот, тысячи или полутора тысяч километров над пустыней! В такие часы мотор и в самом деле бьется, как сердце. Но этого недостаточно. Нужно еще не промазать. Окажись я менее опытным, чем сам себя считал, меня ожидало бы тяжелое возмездие. Но я был уверен в себе и, не задумываясь, делал ставку на точность моего глаза и моих выкладок. Я возвращаюсь удовлетворенный моим путешествием и самим собой...

Горы, грозы, пески – вот они, мои привычные божества. С ними я спорю на равной ноге...»

Резко и отчетливо всплывшие воспоминания, прилив бодрости настраивают его лирически. Не будет чересчур смелым предположить, что именно в эту поездку, хотя еще смутно, у него рождается замысел «Земли людей».

В апреле он уже снова в Испании. На этот раз он прилетел на своем «Симуне». 12-го из Валенсии он пишет подруге:

«Завтра на заре мне дадут машину, чтобы ехать в Мадрид. Мне пришлось потерять здесь целый день, чтобы получить пропуска и рекомендации, которые позволят мне жить в Мадриде настоящей фронтовой жизнью. Меня не влечет посещение города, даже такого, который бомбят, если я буду при этом обедать в отеле и спать в своей постели. Интервьюировать каких-нибудь генералов не представляет для меня интереса. Нет, я должен быть среди людей, рискующих своей шкурой, перед которыми возникают чертовски неотложные проблемы; я должен погрузиться как Можно глубже в изрытую землю фронта, в человеческие переживания, делить их судьбу...»

То, что Сент-Экзюпери написал в результате этой поездки, значительнее по содержанию предыдущих очерков. Не скрывает он и своего восхищения мужеством защитников Мадрида. Каждая его строчка дышит необыкновенной любовью к людям, тревогой за их судьбу.

И как художественно, с какой поэзией он сумел сделать ощутимым трагический контраст войны и мира в осажденном городе!

Объективному исследователю бросается прежде всего в глаза: даже работая для прессы, кормящейся сенсациями, Сент-Экзюпери нигде и никогда не делает уступки бессодержательной анекдотичности. «Я знаю, какой упрек мне сделают, – пишет сам Сент-Экзюпери в одной статье. – Читатели газет требуют конкретных репортажей, а не размышлений. Размышления хороши в журналах, в книгах. Но я на этот счет другого мнения».

Везде и во всем он ищет корни социального, человеческого, но не во внешних его проявлениях, а в душе людей. Материальное и духовное – трагическое противоречие, думает он. Оно выражается даже в том, что внешне гражданская война подчас ничем не проявляется – «граница ее проходит в сердцах людей».

Нам остается только подбирать его мысли как жемчужины для ожерелья по качеству, величине цвету и нанизывать их одну за другой на нитку. Таких ожерелий можно было бы составить многое множество и подбирать для них в каждом случае соответствующую нитку. Сложный он был человек! От противоречия к противоречию мысль его подымается на высшую ступень.

«Если мы будем располагать одними описаниями ужасов, мы не победим войну, но и не победим ее описаниями прелести жизни и тем, что будем говорить о жестокости никому не нужных смертей. Вот уже тысячи и тысячи лет говорят о скорби материнских слезах. Приходится признать, что такие речи не мешают сыновьям умирать.

И не в рассуждениях мы найдем спасение. Если количество смертей более или менее велико... Позвольте, а начиная с какого количества они допустимы? Мир не построишь на такой гнусной арифметике! Мы скажем: «Необходимая жертва... Трагическое величие войны...» Или, вернее, всего, мы промолчим. Мы не располагаем языком, который позволил бы нам без сложных рассуждении разобраться в различном характере смертей. А наш инстинкт и опыт заставляют нас остерегаться рассуждении: доказать можно все. Но истина – это вовсе не то, что можно убедительно доказать: это то, что делает наш мир проще...

Не ищите, какие меры спасут человека от воины. Спросите себя: «Почему мы воюем, хотя и знаем, что война нелепа и чудовищна? В чем здесь противоречие? В чем правда войны, правда столь непреложная, что заставляет подчас, примириться с ужасом и смертью?» Если мы сумеем вникнуть в это, тогда только над нами не будет властна, как более сильная, воля слепого рока. Тогда только мы избавимся от войн.

Конечно, вы можете ответить, что опасность воины в безумии человека. Но тем самым вы отказываетесь от имеющейся у вас возможности что-то осмыслить. Точно так же вы могли бы утверждать, что Земля вращается вокруг Солнца, потому что такова воля божья. Допустим. Но в каком уравнении эта воля находит свое выражение? И каким совершенно ясным языком можно выразить военную горячку – это безумие и таким образом излечиться от него?..»

«Есть в Европе двести миллионов человек, чье существование лишено смысла... Население рабочих поселков хочет, чтобы его пробудили. Есть и Другие-люди, погрязшие в рутине различных профессий, люди, которым недоступны радости первооткрывателя – поднимателя целины, радости веры, радости ученого. Кое-кому думалось, что достаточно одеть их, накормить, удовлетворить все их насущные потребности, чтобы возвысить их душу. И вот мало-помалу из них создали мещан... сельских политиков, техников, лишенных внутренней жизни. Им дают неплохое образование, но это не культура. Тот, кто думает, что культура – набор вызубренных формул, невысокого о ней мнения. Посредственный ученик специального класса лицея знает больше о природе и ее законах, чем Декарт или Паскаль. Но разве такой ученик способен мыслить, как они?..

Когда в саду удается вывести новую розу, всех садовников охватывает волнение. Розу изолируют, окружают заботой, всячески способствуют ее развитию. Но для людей нет садовников...

Меня мучает то, что не может излечить даровая похлебка для бедняков... Меня мучает, что в каждом человеке, быть может, убит Моцарт...»

Надо было бы все цитировать, но ограничимся этими двумя примерами, отметив про себя, что если нам и не все известно об этом периоде развития Сент-Экзюпери, Испания в крови оставила у него неизгладимое впечатление и что поездки в эту страну, где бушует гражданская война, сыграли в его становлении не меньшую, если не большую роль чем работа на Линии. В своих произведениях он постоянно возвращается к впечатлениям и мыслям, которыми обогатился во время этих поездок.