Борис Костин - Скобелев

В снабжении продовольствием Скобелев натолкнулся на стену, в основание которой первый камень заложил сам главнокомандующий. 16 апреля 1877 года великий князь Николай Николаевич подписал« соглашение с неким товариществом „Грегер, Горвиц и Коган“ о поставках продовольствия и сена в действующую армию 44 44 Должность главного полевого интенданта занимал действительный статский советник И. А. Арене, до конца дней своих (1904 г.), как писалось в некрологе, «сохранивший репутацию безукоризненно честного человека». . Присоветовал главнокомандующему названное товарищество не кто иной, как Непокойчицкий, у которого Грегер арендовал имение и одновременно подвизался на торговле хлебом в одной из мелких одесских контор. Трио ловкачей, взявших на себя довольствие русской армии, сумели навязать великому князю не только баснословные цены на поставки, но и открыто обворовывали войска. Не случайно, что Э. И. Тотлебен, став главнокомандующим, в июне 1878 года отказался от услуг товарищества. По окончании войны по делу снабжения армии было назначено следствие. Высокий покровитель не выдал, а вот что писали в свое оправдание Грегер, Горвиц и Коган: «Высшее начальство армии и Августейший главнокомандующий удостоверяют, что со стороны продовольствия не было ни единого раза никаких затруднений к осуществлению всех планов боевого похода, что составляет почти небывалый пример в военной истории». Забегая вперед, можно сказать, что ни один голос не раздался в защиту жуликов.

Наступила осень. Балканы заволокли свинцовые тучи. С редкими перерывами лил дождь, превративший поля и дороги в сплошное месиво. Осень – не самое благоприятное время для ведения боевых действий, и они шли между турками и русскими ни шатко ни валко. Непогода со всей остротой поставила вопрос о снабжении армии. Недоумение командиров сменилось гневом: хлеб, крупы, фураж на тыловых базах отсутствовали. Бросились искать виноватых, и следы привели опять-таки к пресловутому товариществу Грегер, Горвиц и Коган. «Как только начались непогоды и бескормица, – писал генерал П. П. Карцев, – агенты (товарищества. – Б. К.) исчезли, и в самое трудное для продовольствия время, с ноября по март, никто не видел ни одного из этих проходимцев. Можно положительно сказать, что товарищество было не только бесполезно для армии в смысле продовольствия, но, развивая в крае дороговизну, положительно вредило нам».

Не каждый командир мог выдержать баталии с представителями снабженческого аппарата, поэтому некоторые их и вовсе не затевали. Скобелев, как никто другой, понимал важность обеспечения дивизии всем необходимым в условиях наступившей осени и приближающейся зимы. В одном из его приказов командирам частей указывалось: «...сохранение здоровья, сил нижних чинов, поддержание высокого нравственного духа во многом зависит от здоровой, вкусной и достаточной пищи». Но отдавать распоряжение не составляет большой сложности для любого начальника. А вот добиться своего – здесь уже необходима твердая воля и строгий контроль за исполнением. Твердой волей Скобелев обладал: в каждом полку во главе с офицерами были созданы команды, которые направлялись в освобожденные районы Болгарии и Румынию на закупку провианта. И вскоре стали говорить, что запах скобелевских котлов доходит до Шипки.

А контроль... Одно дело, когда его осуществляет командир, а другое – когда комиссия, да притом авторитетная: в составе ее и офицеры, и нижние чины. Проверяют все: и решение хозяйственных вопросов, и обучение прибывающего пополнения. Если хотите, на современном языке это – народный контроль.

...Проверили. Результаты в рапорте на стол командиру. Какова реакция Скобелева? Виновных в нарушениях на первых порах он решил предупредить, а в дальнейшем... каждый ротный командир, замеченный в небрежном отношении к продовольствию для нижних чинов и вообще в незаботливости о них в обширном смысле этого слова, «должен отрекаться от должности».

Стоило ли говорить о том, что 16-я дивизия с этой стороны выгодно отличалась от остальных соединений?

В снабжении обмундированием солдат Скобелеву пришлось проявить всю изобретательность и пожертвовать даже личными сбережениями, чтобы решить эту проблему. К наступлению холодов дивизия было полностью одета в теплые полушубки и фуфайки.

Что бы ни говорили о русской армии того времени, но реально она оказалась на перепутье, и не только в тактике и вооружении. Худо-бедно офицеры, учитывая боевой опыт, расширили арсенал приемов и не взирали более на пехотный устав как на подобие печки, от которой полагалось танцевать. Изменилось и отношение к оружию. Пуля, рядом с которой неизменно бытовало слово «дура», на деле доказала, что она превосходит по эффективности штык-молодец.

Война медленно, но верно разрушала ущербное понятие о солдатской массе как о безликой и примитивной. Солдат из механизма, артикулом предусмотренного, превращался в боевую единицу, способную решить участь любого сражения. Разрушить хрупкую атмосферу взаимопонимания между солдатами и офицерами, заложенную в ходе реформ, труда не составляло. Пример тому – три неудачных штурма Плевны. После такого конфуза солдаты, можно сказать, повернулись спинами к начальству. А вот Скобелев нашел способ, чтобы проторить дорогу к душе солдата.

«На ошибках учимся. За одного битого двух небитых дают. В народе недаром говорят: глуп, как турок», – сыпал присказками генерал и не чурался брать в руки лопату, кирку, показывал оружейные приемы, что он делал мастерски, а затем садился к солдатскому костру и, нахваливая кашу, слушал рассказы о житье-бытье.

Но даже сытый, хорошо одетый и вооруженный солдат еще не солдат, если он не обучен. Вид турецких укреплений постоянно напоминал о том, что противник не разбит и что предстоит пролить еще очень много крови, прежде чем падут, казалось бы, неприступные стены редутов. В то, что они были такими, Скобелев не верил: однажды он уже брал их и поэтому на первый план ставил обучение войск.

В течение сентября-октября каждый из полков получил на комплектование от тысячи до тысячи пятисот человек. Хотя численность дивизии значительно возросла, однако не достигла штатной. Более трети личного состава, как говорится, и пороху не нюхали, и поэтому с утра и до позднего вечера полки штурмовали возведенные в тылу насыпи, по виду схожие с турецкими редутами. Скобелев находился там постоянно. Он твердо помнил суворовский принцип: «Тяжело в учении – легко в бою» и сурово спрашивал с тех, кому казалось, что все предпринимаемое им напрасно. Скобелев прекрасно понимал, что великое противостояние русской и турецкой армий долго продолжаться не может, и поэтому готовил дивизию к новым боям. Он неоднократно предлагал Тотлебену занять первый и второй гребни Зеленых гор, но кроме как на проведение демонстрации на Ловче-Плевненском шоссе разрешения не получил. Поэтому продолжал настаивать на решительном характере действий, который помог бы стряхнуть тяготевший над армией дух поражения. Пассивное ожидание в окопах в течение двух-трех осенних и зимних месяцев, считал Скобелев, приведет к потерям от болезней равным, а может быть, даже и большим, чем при новом приступе. Опровергнуть эти доводы стоило большого труда.