Валерий Киселев - Нижегородцы на чеченской войне

О чем они говорят, женщины на войне? О вшах. В трех командировках одна нашла трех вшей, а в четвертой - сразу четырех. О том, будут ли и дальше платить в Чечне "боевые". Говорят об оставшихся дома детях, мечтают после войны съездить отдохнуть на море. Не забывают, что с каждой из них здесь может случиться беда.

- И в плен страшно, и себя убить - тоже страшно... Хорошо еще, если заставят овец в горах пасти, а если попадешь в банду одна на полсотни мужиков...

Забавно слушать, как женщины рассказывают о боевых эпизодах. Без крутой мужской лексики рассказ не обходится. В критических ситуациях все они ведут себя по разному. Рассказывали, что когда боевики обстреляли вертолет с женщинами, у одной начался нервоз, у другой - случился нервный срыв, а девчонки, пережившие ад в Грозном в августе 96-го, про эту стрельбу к вечеру и забыли.

- Женщины показывают себя очень хорошо, - сказал генерал Ю. Горячкин, Да и раненому солдату легче, когда его лечит красивая девчушка. Никаких скидок на женский пол не делаю. Но то, что ты женщина, я об этом помню.

Врач-ординатор медицинской роты бригады Ольга Демидюк, награжденная орденом Мужества за первую чеченскую кампанию, рассказала, что сейчас в Чечне солдаты очень редко обращаются к врачам за помощью. Ребята адаптировались к местному климату, закалились, да и не хотят болеть просто по материальным соображениям. Отправят домой - не получишь "боевых". Командир медроты майор Виктор Багрий сказал, что за первые два месяца кампании через роту прошло почти 700 человек раненых и больных, но в основном из других частей внутренних войск. Сейчас раненых нет. Стоматологу же хватает работы, в этот день он, зарядив автомат, уехал на дальнюю заставу лечить солдатам зубы. Но не прикладом автомата, конечно. Лекарств в бригаде достаточно. Успевают врачи лечить и местное население. Хотя в окрестных аулах есть и свои врачи, и лекарства. Русские лечат бесплатно.

Магомед не будет воевать

В полностью разрушенном горном ауле Зоны Шатойского района осталось всего две семьи. У разрушенного дома сидел молодой бородатый мужчина. В разговор вступил охотно. Звать его Магомед, закончил 11 классов, 26 лет, служил до 1992 года в российской армии. Профессии нет. Никогда нигде не работал, если не считать домашнего хозяйства. В его тейпе - семьсот человек. Двое его братьев живут в России.

- До первой войны в селе было сто двадцать дворов, - рассказал Магомед, - Населения было больше тысячи человек. Был магазин, школа с компьютерами. Люди работали в колхозе, был лесхоз, карьер. Было, где заработать. После первой войны половина людей разбежалась.

Дом Магомеда был разрушен еще в первую войну. Власти выделили на восстановление дома три тысячи кирпичей, но их не хватило. Хотя по бумагам дали девять тысяч кирпичей. Кое-как все же отстроился. И опять в дом попал снаряд.

- В Шатойской район ваххабитов не пускали, - говорит Магомед, - Когда начались обстрелы, в селе из тех, кто оставался, погибли четыре человека. В первую - человек пятнадцать погибли. Один раз танк на автобус с людьми наехал. Другой раз бомба в дом попала, вытаскивали погибших из развалин. Мечеть разрушили в первую войну. С трудом собрали деньги, восстановили опять разбили. Когда сюда пришли ваххабиты, нас оставалось всего восемнадцать человек. Хаттаба я два раз видел, с ним было человек триста. Больше половины - арабы, дагестанцы. Видел у него несколько русских.

- Не пытались ваххабиты тебя с собой увести?

- Пускай бы попробовали. Такие дела у нас не проходят. Самое крайнее, что они могли со мной сделать - убить. В любом случае потом наш род не оставил бы этот позор на себе.

В разгар второй войны Магомед ушел к родственникам в Атаги. В одном доме жили человек по пятьдесят. Он не отрицает, что в республике было и воровство заложников, и грабежи - "полный беспредел". Но в Зонах, да и во всем Шатойском районе, говорит, людей не воровали, муфтий это строго запретил.

- Лично я, да и многие, Масхадова не выбирал, - рассказал Магомед, Вообще на выборы не ходил. Люди, выбирая его, думали, что он все же с образованием, полковник российской армии. Какая может быть независимость Чечни... Чтобы быть независимым, надо иметь свой бюджет, экономику. Пособия и пенсии из Москвы получаем, зарплату тоже. Люди поработают, доходит дело за зарплаты, а им говорят: "Из Москвы не привезли".

Начался дождь и он ушел в свой дом с кое-как отремонтированной крышей.

Ибрагим хочет мира

Шумиловская бригада не только воюет. Постепенно налаживаются контакты с местным населением.

- В основном люди просят оказать им медицинскую помощь, - рассказал генерал Ю. Горячкин, - Было несколько случаев, когда люди подрывались. Просят помочь ремонтировать дороги. Посильную помощь мы оказываем. Если мы будем отворачиваться от беды, это будет не по-человечески. Здесь много таких, кому война не нужна, кто хочет просто мирно трудиться. И таких больше, чем боевиков.

На улицах селения Дачу-Борзой, на свою беду оказавшегося у входа в Волчьи ворота, постепенно возрождается мирная жизнь. Женщины копаются в огородах, мужчины коротают время, сидя на лавочках у своих разбитых домов. Много детей, некоторые таскают какие-то мешки. Все с любопытством провожают глазами колонны автомашин по дороге.

У главы администрации села горе - недавно от ракеты погибли отец, жена, брат и четверо, поэтому встретиться удалось лишь с его заместителем, Ибрагимом Далдоевым.

В селе до войны проживало 420 семей. Многие еще не вернулись из беженцев. Во время боев здесь оставалось около 150 человек. Всего в селе за вторую войну погибло двадцать человек. В первую войну погибших было меньше. Село разрушено процентов на семьдесят. Школа разбита. Электричества в селе нет. Кое-как подлатали крыши и стены, но внутри домов многое разрушено. Скотины в селе погибло тоже процентов семьдесят. Работы в селе нет давно. Если кто и работал, давно не получал зарплаты. Колхозную землю люди разделили и обрабатывают, кто как сможет.

- Для нормализации жизни нужна работа, - вздохнул Ибрагим Далдоев, Чтобы люди могли заработать себе на кусок хлеба. А единственные работы здесь - восстановительные. Сейчас ремонтируем своими руками газопровод, но нужна солярка. Единственная помощь, которую получает село - от командира бригады. Гуманитарной помощи, по пять килограммов муки на человека, по сто граммов подсолнечного масла на семью и по двести граммов сахара, хватило на неделю. Пенсии старикам дали за три месяца, пособия детям - за месяц. В селе около трехсот детей, но не учатся они с 1993 года, потому что зарплаты учителям не давали. Ни учебников, ни тетрадей нет. Оставшиеся учителя месяц назад начали вести занятия на квартирах. Но все равно почти все дети до 18 лет неграмотные. Семнадцатилетним недавно выдали паспорта, у тех, кто старше, документов нет. В селе давно не было свадеб. Молодые люди просто сходятся и живут. Давно никто не требует калыма за невесту.