Валерий Киселев - Заплачено кровью

Штаб полка располагался в нескольких наспех отрытых блиндажах за селом, со всех сторон раздавалась беспорядочная пулеметная стрельба, и Мазурину несколько раз приходилось ложиться на снег - то и дело рвались мины. Спросив у двоих раненых бойцов, направлявшихся в тыл, где их командир полка, Мазурин подошел к показанному ими блиндажу.

Молодой грузин в новой шапке и с длинными острыми усами щеточкой говорил с кем-то по телефону. Мазурин понял, что это и есть командир 771-го полка майор Гогичайшвили.

- Я из политотдела дивизии, товарищ майор, - представился Мазурин, когда Гогичайшвили закончил разговор.

- Вместо Потыляко?

- Нет, товарищ Кутузов послал узнать, как дела, настроение людей, помочь чем, если надо, и материал для газеты заодно собрать.

- Вы газетчик? - удивился Гогичайшвили.

- Да, но газеты у нас пока нет. А что с Потыляко?

- Убит час назад. Погиб геройски, - вздохнул Гогичайшвили.

Политрук Василий Потыляко был инструктором политотдела дивизии. Мазурин еще вчера вечером делил с ним пополам кусок сахару, когда они пили кипяток.

- Да, у нас сейчас все герои, - после паузы продолжил майор Гогичайшвили. - Четвертые сутки держим полк противника. А у нас к началу боев в полку было едва две сотни человек, оборона "в нитку". Все стоят насмерть, очень упорно. Такие люди - всех надо награждать, - майор взмахнул рукой. - Вчера только пулеметная рота младшего лейтенанта Ковалева до трехсот фрицев уложила! Товарищ Наумов, - он позвал комиссара полка, расскажи корреспонденту из будущей газеты дивизии о наиболее отличившихся. А мне, извините, надо боем руководить, опять начинается.

В тесном блиндаже, когда сели за самодельный грубо сколоченный стол, Наумов снял шапку, пригладил волосы и сразу же начал говорить, что полк держится прочно, хотя всем очень тяжело.

- Люди почти не спят четвертые сутки, горячая пища раз в день да и то не всем удается ее доставить - пулеметчики друг от друга далеко, а простреливается все насквозь, - рассказал Наумов. - А герои... Первый, конечно, сержант Лукута, пулеметчик, омский, а с нами от Трубчевска. Трое суток отбивал атаки один из своего окопа, - Наумов подчеркнул, что именно один. - Сколько он немцев уложил, сказать трудно, но точно, что не один десяток. Вчера вечером погиб.27 Перед боем заявление в партию подал... Потом, запишите, пулеметчики Голованов и Кузин, оба рязанские, каждый на своем участке в первый же день отбили по две атаки, уничтожили примерно по двадцать гитлеровцев. Сержант Петров, лучший пулеметчик в полку, на своем боевом счету имеет уже более семидесяти гитлеровцев, а сейчас, может быть, и больше. Если, конечно, живой.

- А как бы мне его увидеть?

- Туда сейчас нельзя. Слишком опасно, и вызвать нет возможности, ответил Наумов.

- А политрука Очерванюка можно увидеть? Это мой товарищ, - попросил Мазурин.

- Если только на самый передний край, в окопы.

Наумов пристально посмотрел Мазурину в глаза, ожидая, что тот дрогнет.

- Пусть меня кто-нибудь проводит, товарищ старший политрук, - твердо и спокойно попросил Мазурин.

Рота, в которой был политруком Анатолий Очерванюк, когда туда пришел Мазурин, только что отбила немецкую атаку. Узнав друг друга, они долго обнимались, радостно похлопывая один другого по плечам.

- А я и не знал, что ты тоже теперь в этой дивизии, - сказал Очерванюк. - Мы же с Трубчевска с тобой не виделись.

- Мне про тебя Кутузов давно сказал, что ты здесь. А тут дай, думаю, забегу.

- Так ты кем сейчас, Николай?

- Да, в общем-то, на подхвате в политотделе.

- Знакомься, мой ротный, - Очерванюк показал глазами на высокого и худого командира в фуфайке, подошедшего к ним по траншее.

- Лейтенант Вольхин, Валентин, - пожали друг другу руки, посмотрели в глаза.

- Из политотдела к нам. Мой старый товарищ, еще из той дивизии. Кстати, в газете до войны работал, - сказал Очерванюк.

- Ну, как ты воюешь, Толя? Расскажи, - перебил Мазурин друга.

- Бьем их здесь четвертый день, а они лезут и лезут. Сегодня с утра вторую атаку отбили. Посмотри - сколько их впереди валяется, - показал Очерванюк на поле.

Впереди, перед оврагом, черными кулями лежали несколько десятков трупов.

- А пулеметчик Петров не в вашей ли случайно роте? - спросил Мазурин.

- У нас, на правом фланге. Они все больше на него что-то и лезут на одного, - ответил Очерванюк.

Позади бруствера разорвалось несколько мин, потом левее еще целая серия.

- Ну вот, не дадут поговорить. Сейчас опят полезут. Лучше бы тебе, Николай, уйти. Хотя сейчас уже и поздно, - сказал Очерванюк.

О бруствер застучали пули, левее в траншее опять разорвалась мина, а через какую-то минуту все вокруг грохотало, визжало и свистело, летели комья земли, воняло порохом и гарью.

От полуразрушенных домов стоявшей позади деревни взлетали обломки бревен и снопы искр, где-то недалеко жутко выла собака.

- Посмотри, опять идут, - Очерванюк легонько тронул Мазурина за рукав.

Метрах в пятистах от рощи показалась редкая цепочка немцев в шинелях. Мазурин вгляделся в быстро бегущие фигурки, посчитал их глазами. Выходило не менее сотни.

- Сколько у вас людей, Толя?

- Перед налетом с нами оставалось двадцать три, - ответил Очерванюк.

Мины продолжали рваться также часто, но Вольхин, очнувшись от оцепенения смертельной усталости, побежал по ходу сообщения к ближайшей пулеметной точке, которая все еще молчала. С обеих флангов роты работали короткими очередями оба его станкача, кое-где стреляли и из винтовок, но расчет центрального пулемета молчал. Когда Вольхин подбежал к нему, то увидел, что оба номера сидят на корточках. Он хотел было закричать на них: "Почему не стреляете!", но увидел, что у обоих головы опущены на грудь, каски закрыли лица, а через ватники на груди и плечах проступили пятна крови.

Чертыхнувшись, Вольхин быстро осмотрел пулемет. Лента была заправлена новая, он выпустил ее несколькими очередями по группе немцев, бежавших в рост в левой части сектора обстрела, заставил их залечь, прислушался к звукам боя и, не услышав через две-три минуты своего левого пулемета, побежал по траншее на свой НП. На двухстах метрах позиции его роты остались всего семеро бойцов. Трое, убитых уже в этой атаке, лежали, чуть присыпанные землей от взрывов на дне траншеи.

Очерванюк стрелял из ручного пулемета куда-то влево, откуда то и дело выскакивали фигурки немцев.

- Обходят нас, командир. Неужели первый взвод весь?

Мазурин стрелял из винтовки, тщательно целясь и аккуратно передергивая затвор.

"Вот тоже, пришел не во время, - с неприязнью подумал о нем Вольхин. Убьют - отвечай за него".

Зазуммерил телефон, и Вольхин быстро снял трубку.

- Да! Товарищ капитан! Идут через левый фланг! До двух взводов. Да нечем мне контратаковать, нас четверо на НП. Да и всего-то человек пятнадцать осталось... Если уже не поздно! - и положил трубку. - Шапошников звонил. Разрешил оставить позиции и вывести роту из боя. Я так понял, что и весь полк за реку уходит, - сказал Вольхин Очерванюку.