Жан Фавье - Франсуа Вийон

Конец истории известен. Вийон смягчает его «Пастушкой», написанной в классическом стиле любовной шутки, перегруженной аллегориями куртуазной любви – Карл Орлеанский не отрекся бы от такой, – которая приобретает другой оттенок, ибо поэт вышел из мёнской тюрьмы и ему не до любовных связей.

Включение в сборник этих стихов, иногда стародавних, – это возможность оставить лишний раз завещательный вымысел. Нотариус удаляется, простому человеку возвращаются его права: право на любовь и дружбу, право на ярость и месть. В этом подведении итога судьбы вновь обретают жизнь стихи молодости и в то же время снова занимают свое место утерянная любовь и дружеские кабацкие связи. Имя любимой женщины произносится в акростихе для того, кто умеет читать по вертикали: тут есть стихи, каждый из которых подразумевает расшифровку игры во всех направлениях и во всех смыслах. Таким образом Франсуа перепутывает свое имя с именем Марты в стихах «Баллада подружке Вийона»; точно таким же образом он подписывает «Балладу о Толстухе Марго».

В этой цепочке баллад на каждой остановке – слова дружбы. Такое слово посвящено доброму малому, завсегдатаю таверны Жану Котару, написано оно, вероятно, на другой день после попойки. То же самое и с прево Робером д'Эстутвилем, который был снисходителен к бродяге Вийону, подхваченному волной немилостей.

Точно так же, как он играет временами, Вийон играет новым и старым. Ключ к этой игре – в самом «Большом завещании», в восьмистишии, где проглядывает тоска человека, уже измотанного жизнью, которого отталкивают и грубо обрывают.

Когда он говорит, ему велят молчать.

В 1461 году Вийон возвращается в Париж. Находит ли он там прежнюю благожелательность? В «Большом завещании» он видит возможность превзойти то, что создал в годы молодости. Он подхватывает тему комических завещаний, которые дисгармонируют с размышлениями о жизни, с представлениями о жизни. «Бедняга Вийон» показывает, что сейчас он глубже и серьезнее рассуждает на ту же тему, чем полный сил наивный сочинитель, когда он в 1456 году писал «Малое завещание».

Однако вымысел завещания не затушевывается вовсе. Разочарование в любви и обманутая дружба находят свое выражение в тех дарах, которые сводят на нет великодушие «Малого завещания». Вийон, выступая в роли старика, предопределяет поведение своих близких, корректируя его своим завещанием.

Это происходит и с богатым писцом Пьером из Сент-Амана, которому завещаны «Белая лошадь» с «Мулом». В «Большом завещании» все более определенно выражено, чем в «Малом», – ярость поэта растет. Вийон пересматривает свои дары, говоря более определенно о Жаннетте Кошро, жене могущественного чиновника. Это она сделала из поэта «каймана», бродягу. Не говоря уж о том, что она ввергла его в отчаянье. О чем тут речь: о деньгах, о любви?

Вийон изощряется в своей игре. Он использует замену. Когда-то он завещал Итье Маршану «стальной кинжал» – шпагу, конечно, но также на жаргоне, выдуманном добрым парижским людом, мужской член, даже фекалии. Короче, непристойный дар для слишком счастливого соперника… Теперь поэт возвращается к завещанному. «Кинжал» предназначается адвокату Шаррьо, несчастному герою недавнего происшествия – неожиданной смерти его сына, – но также товарищу по лицею, ставшему модным адвокатом. Возможно, Шаррьо отказался помочь старому товарищу, впавшему в нищету. А возможно, стал вероломным соперником влюбленного Вийона, более удачливым, чем его друг. Что касается Маршана, он удовольствуется «De profundis» [ «Из глубины» (лат.) – начало католического псалма. ] в память о его любовнице.

«De profundis» – это только для отвода глаз. Вийон оставляет новому любовнику своей старой подруги Катрин де Воссель – если только действительно речь о ней – рондо «О смерть, как на душе темно!», сочиненное им, Вийоном, ради прекрасных глаз своей подруги. Катрин живехонька, а та, кого любил Вийон, мертва. Но можно предполагать, что с его смертью – или отъездом (отходом: не будем забывать двойственный смысл этого слова) – тот, кто займет место Вийона, не будет обладать талантом, необходимым, чтобы отдать ему должное. Грозное завещание Вийона Итье Маршану – это лишить его любовного вдохновения. Пощечина, наотмашь, бьет глупого Маршана и задевает Катрин, которая его предпочла другому.

Но Вийон щадит все-таки даму, когда оскорбляет ее нового любовника. Лишив его «кинжала», который мог бы ему быть полезен, Вийон умалчивает о «чехле». Нетрудно догадаться, что такое чехол…

Шаррьо не отделывается так просто. К «кинжалу», отданному на службу тому, кто в нем нуждается, поэт добавляет реал, золотую монету. Ее подняли с пола храма или украли на большой дороге. У читателя не остается никакого сомнения насчет дополнительных «даров»: «чтобы его кошелек раздуло». Так что Катрин или кто-нибудь еще может перейти из рук Итье Маршана в руки Гийома Шаррьо.

По мере того как шутка начинает перерастать в откровенную атаку, Вийон делает ее все более язвительной, он отказывается от простой игры слов наподобие той, что велась им в «Малом завещании», когда он обыгрывал название лавок и возникавшие в связи с этим образы. Теперь он заменяет имена партнеров в этих гротесковых дарах именами животных, что изображены на вывесках таверн. «Мул» становится «Клячей». Но «Белый конь» преобразуется в «Красного осла», супруга меняет таким образом «ленивого» мужа на распутного любовника.

Не является ли это плутовство пересмотром подношений? Нисколько. Знатоки легко разгадают, что поэт ведет речь о муже-рогоносце и распутной жене.

Постепенно продвигаясь вперед, поэт, который становится все более красноречивым, поистине дает образцы емкости слова. Тем хуже для читателя, если он этого не замечает. Так, наполняется значимостью завещание сутенеру сержанту Перренэ Маршану. В «Малом завещании» употребляется просто-напросто имя человека, данное ему при рождении. Рифма бедная, поэт не мудрствует.