Эвелин Левер - Мария-Антуанетта

скорее вызвана дороговизной хлеба, что влекло критику и неприязнь со стороны обывателей, но, по мнению посла, постоянные развлечения королевы и ее отстраненность от народа, наконец, принесли свои плоды. «Пришло время королеве узнать и убедиться, что парижане, как, впрочем, и все французы, ее не любили. Я не вижу, чтобы мнение народа изменило ее взгляды на жизнь, она презирала народные чувства», — писал послу аббат Вери, который никогда не скрывал своих мыслей.

Молва приписывала королеве любовную интригу с герцогом де Кони, но это было не совсем так. Королева испытала в первый раз сладкое чувство любви вовсе не к одному из своих французских придворных. Предметом ее страсти был граф Ферзен, которого она встретила на балу в Опере. В августе прошлого года он вернулся во Францию. Веселая и фривольная жизнь при дворе Густава III порядком ему поднадоела. Красивый 23-летний юноша, сорвавший блистательный успех, находился в состоянии меланхолии, которую легко можно было принять за холодность. В нем не было ни французского задора, ни немецкой тяжеловесности, ни английской изюминки. Загадочность натуры будоражила души и сердца многих женщин. Прирожденный распутник, испытывал ли он угрызения совести? Вряд ли! И зачастую бывал втянут сразу в несколько любовных интриг. В 1778 году Ферзен оборвал все любовные связи. Он подумывал о женитьбе, как и всякий молодой дворянин, желающий преуспеть в жизни. Его не интересовала сама женщина, его будущая супруга, лишь бы она была богата и происходила из знатного рода. В этом плане у Ферзена напрочь отсутствовал какой-либо налет романтики и возвышенности. Типичный представитель аристократии своего времени. Его только что отвергла одна молодая особа, богатая английская наследница с большим приданым, у которой не возникло желания покидать своих родителей. Самолюбие его было, разумеется, ущемлено, и он просил своего отца отпустить его «либо в Париж, работать под началом Креуца, либо на войну. И последнее было предпочтительнее, — добавил он. […] — Я хочу иметь возможность послужить родине. Служить ей— это все, чего я желал, но для этого нужно было приобрести некоторые знания». Ферзен грезил о походах и битвах, он мечтал участвовать в какой-нибудь военной кампании.

Приехав в Париж, он «тут же отправился ко двору, чтобы быть представленным королевской семье. Королева, действительно очаровательная, сказала, увидев меня: „Ах, старый знакомый!“. Мужская половина королевской семьи не произнесла ни слова», — писал он отцу 26 августа 1778 года. Мария-Антуанетта никогда не забывала этого очаровательного шведа, с которым она познакомилась на маскараде в Опере, и он несколько раз приходил к ней в Версаль, еще до смерти Людовика XV. В то лето 1778 года Ферзен вновь вернулся к своей счастливой парижской жизни. Граф Креуц, шведский посол, ввел его в самые престижные и знаменитые салоны Парижа. Его положение для Версаля было скромным, даже слишком скромным, по мнению королевы. «Королева, самая милая и любезная из всех, кого я когда-либо знал, была так добра ко мне. Она несколько раз спрашивала Креуца, почему я не прихожу в Версаль на воскресную игру, и узнав, что однажды я приходил, но мест уже не было, даже извинилась передо мной». При французском дворе иностранному молодому дворянину обычно не оказывали такого почтения.

Приехав в Париж в начале октября после недолгого отсутствия, он снова вернулся в Версаль. «Королева по-прежнему обращается со мной очень любезно, — писал он своему отцу 19 ноября. — Я часто прихожу к ней на игру, и каждый раз она говорит мне несколько теплых слов. Когда ей рассказали о моей военной форме, она изъявила желание увидеть меня в этом костюме, и в среду пригласила не ко двору, как обычно, а к себе лично. Это сама любезность». Ферзен произвел настоящий фурор белой туникой, голубым камзолом, роскошными замшевыми штанами с шелковыми оборками внизу, золотым поясом и шпагой с золотым эфесом — костюм весьма оригинальный и совершенно необычный для французов. «Весь Версаль только и говорил о графе Ферзене, он пришел в национальном шведском костюме, который королева, как мне говорили, рассматривала самым внимательным образом», — писал будущий архиепископ Линдблом, который лично не знал графа, но тоже находился в это время при дворе. Граф де Сен-Прист упоминал в своих Мемуарах об этом знаменитом эпизоде: «Все самое блестящее и роскошное впитывало сердце этой кокетки [королевы], и, по словам многих очевидцев, граф Ферзен, швед, полностью захватил сердце королевы. Королева […] была просто сражена его красотой. Это действительно заметная личность. Высокий, стройный, прекрасно сложен, с глубоким и мягким взглядом, он на самом деле способен произвести впечатление на женщину, которая сама искала ярких потрясений». Свидетельства графа становятся особенно ценными, когда мы узнаем, что его собственная жена впоследствии станет любовницей Фрезена.

Король, казалось, не замечал симпатии королевы к молодому шведу. К тому же королева не испытывала ни малейшего желания возобновлять супружеские отношения с Людовиком, которые она прервала на втором месяце беременности. После родов королева заявила мужу, что не имеет намерений в скором времени вновь повторить это состояние. Король не настаивал, к тому же не испытывал особой потребности. Итак, Людовик XVI снова уступил жене. Мерси и Вермон, по обыкновению, должны были образумить королеву и напомнили ей, что произошло с покойной королевой, когда она отказалась принять Людовика XV как своего супруга. Но Мария-Антуанетта не верила, что се муж способен на измену, и не ошибалась. Они продолжали жить отдельно. Несмотря на Мерси, Вермона, Марию-Терезию, которая метала громы и молнии, требуя наследника.

Слухи и наблюдения зашли уже достаточно далеко, и графу Ферзеиу пришлось принять абсолютно правильное решение уехать в Америку. Удалившись от Версаля он, безусловно, избегал многих опасностей, но, очевидно, в его возрасте нужно иметь огромную сдержанность и мудрость, чтобы не поддаться какому-то соблазну. Королева не могла отвести от него взгляда в последние дни; в глазах у нее стояли слезы. Когда стало известно об отъезде графа, все фавориты были просто счастливы. Герцогиня де Фицджеймс сказала ему: «Что! Месье, вы так покидаете вашу победу?» — «Если бы я завоевал хотя бы одну, я бы не покинул ее никогда, — ответил он. — Я уезжаю свободным и, к несчастью, не оставляя сожалений. Ваше Величество, может быть, найдет этот ответ слишком благоразумным и осторожным с высоты своего возраста». В своих Мемуарах сэр Ричард Барингтон вспоминает эти душевные муки Марии-Антуанетты, выражавшиеся, когда она пела арию Дидоны: «Глаза королевы были полны слез, голос дрожал и передавал все муки ее сердца. Нежное и очаровательное лицо краснело, когда она смотрела на Ферзена, который также был подавлен чувством, которое заставило его совершить этот поступок. Бледный, опустив глаза, не произнося ни слова, он слушал арию, слова которой заставляли сердце учащенно биться. Те, кто видел их в эту минуту, не могли больше сомневаться в природе нежного чувства». Однако каким бы оно ни было, Ферзен уехал в Гавр.