Семен Красильщик - Встреча на Эльбе. Воспоминания советских и американских участников Второй мировой войны

— Скляров, — сказал я адъютанту, — приглашай сразу. Можем быть, и поужинаем вместе.

Вскоре появился высокий, стройный и подтянутый подполковник. Константин Симонов уже был широко известен как талантливый и разносторонне одаренный литератор: поэт, очеркист, писатель, драматург. Но, разумеется, не так, как теперь, когда за его спиной добрых четыре десятилетия большой творческой работы, десятки произведений, нашедших признание у миллионов людей как у нас в стране, так и за рубежом, активная общественно-политическая деятельность. Однако тогда уже был написан роман «Дни и ночи», особенно близкий и дорогой каждому, кто участвовал в защите Сталинграда, и тогда расхватывались томики его стихов, и тогда шли в театрах нашей страны его рожденные горячей любовью к Родине пьесы.

Мы пожали друг другу руки. Рука писателя-солдата была мягкой, но сильной.

— Я слышал, товарищ генерал, что вы выходите на американцев? — спросил он, немного грассируя.

— Не исключено, — усмехнулся я.

— И когда же этого можно ждать?

— Да уже ждем. Может, сегодня, а может, завтра…

— Сегодня-то вряд ли, — усмехнулся Симонов, глядя на посиневшие окна. — Ночь уже скоро.

— И то верно, — поддержал я его. — Давайте-ка ужинать, Константин Михайлович. Утро вечера мудренее. Авось поутру новости будут. Объявятся, может, наши союзники…

Около четырнадцати часов 25 апреля генерал Русаков доложил, что в тринадцать часов тридцать минут в районе Штрелы (четыре километра северо-западнее Ризы) гвардейцы 6-й роты 175-го гвардейского стрелкового полка во главе с командиром роты старшим лейтенантом Г. Голобородько встретили группу военнослужащих, следовавшую с запада. Как выяснилось, это были разведчики 69-й пехотной дивизии 1-й армии США, которыми командовал лейтенант Котцебу.

Примерно через час снова позвонил генерал Русаков: разведчики 2-го батальона 173-го гвардейского полка, перебравшиеся на западный берег, на дороге к Торгау видели машину с несколькими военными. Кто они — немцы или американцы, — не разобрали. Машина скрылась из виду, въехав на улицы города. Почти сразу послышалась стрельба. Потом она стихла.

Через некоторое время над крепостью, стоящей почти у самого берега, вяло затрепыхалось на слабом ветерке большое полотнище. Наблюдатели дивизии отчетливо различили американские национальные цвета — синий, красный, белый и сразу подали условленный с американским командованием опознавательный сигнал — красную ракету. Ответа — зеленой ракеты — не последовало. Это настораживало.

А с колокольни церкви до разведчиков, находившихся на западном берегу реки, донеслись выкрики сначала на английском, потом на немецком языках.

— Америка! Россия!

Потом тот же голос, с сильным иностранным акцентом, начал выкрикивать по-русски одно-единственное слово:

— Товарищ! Товарищ!

Кричал человек в военной форме. Гвардии лейтенант Сильвашко начал кричавшего спрашивать по-немецки, но незнакомец, очевидно, его не понимал.

Наши гвардейцы сделали несколько выстрелов в воздух, и через несколько минут со стен крепости донеслось по-русски:

— Товарищи! Не стреляйте! Здесь союзники! Здесь американцы! Москва — Америка!

Взвод разведки 58-й дивизии бросился к переправе, а разведчики, находившиеся на западном берегу, увидели, как от крепости к месту побежал человек в американской форме. Через минуту советские солдаты пожимали руку американцу. Он оказался офицером разведки 1-го батальона 273-го полка той же 69-й пехотной дивизии 1-й американской армии младшим лейтенантом Уильямом Робертсоном.

Как выяснилось потом, Робертсон и три американских солдата Макдоннелл, Хафф и Стауб — ранним утром 25 апреля отправились на разведку местности в районе восточнее немецкого городка Вурцен, что на реке Мульде. Увлеченные выполнением задания, американцы ушли от своих позиций значительно дальше, чем предполагали, вышли к Topray, попали под обстрел засевших там в одном из домов немцев и в конце концов первыми встретились с нашими войсками.

Забегая вперед, скажу, что в расположение своей части Робертсон вернулся в сопровождении офицеров 58-й дивизии нашего корпуса Ларионова, Сильвашко и сержанта Андреева. Командование 273-го американского полка встретило представителей Красной Армии очень тепло, а совсем юный, двадцатилетний Робертсон, заливаясь счастливым смехом, рассказывал, в каком отчаянии были они, американские разведчики, не имея зеленой ракеты, чтобы подать ответный сигнал, и как он, ворвавшись в аптеку, разрисовывал какими-то медикаментами первую попавшуюся простыню, чтобы создать подобие американского флага.

…Я еще не положил трубку, при этом слушая первое сообщение из 58-й дивизии о появлении американцев, а присутствовавший писатель Константин Симонов, затянув потуже ремень и одергивая гимнастерку, уже говорил мне:

— Ну что же, поехали, Глеб Владимирович?

— Если хотите вместе, подождите немного. Я должен лично доложить командарму.

Вызвать Алексея Семеновича Жадова удалось не сразу.

Естественно, что беспокойные и вездесущие корреспонденты умчались без меня. Уж такая у них профессия: они должны побывать везде первыми и посмотреть все своими глазами.

Командарм был очень обрадован докладом о состоявшейся встрече с американцами и даже почему-то сказал: «Спасибо тебе». Потом еще раз напомнил о том, что официальные встречи должны проходить на нашем берегу по рангам. Сначала должны встретиться командиры полков, потом — комдивы, далее — комкоры. Я заверил Жадова, что все это знаю и помню, а сейчас хочу сам побывать в Торгау, посмотреть и проверить, что там делается.

…В назначенный час 27 апреля моя машина вылетела к берегу Эльбы. Паром, на котором стоял «виллис» американского генерала, был уже на середине реки. Внизу, на отмели, толпились встречающие. На том берегу стояли еще десятка два машин и человек сорок военных.

Паром мягко ткнулся в песчаную кромку берега. Через несколько секунд высокий сухой командир 5-го армейского корпуса американцев генерал-майор Хюбнер, показывая в улыбке крупные желтоватые зубы, дружески, крепко пожимал мне руку.

По песчаной тропинке мы начали подниматься вверх. Вдоль самого края обрыва, над поймой реки и лицом к ней, застыли встречающие офицеры штаба. Двое солдат держали свернутый кумач с изображением медали «За оборону Сталинграда». Как было договорено заранее, по моему сигналу в весеннем воздухе затрепетало развернутое солдатами полотнище.

Генерал Хюбнер, несмотря на немолодой возраст (думаю, что ему было в то время лет под шестьдесят), легко поднялся на обрыв, только чуть порозовело обветренное лицо и стало заметно, как вздымается широкая грудь.