Георгий Баевский - «Сталинские соколы» против асов Люфтваффе

Все дни Курской битвы — это боевая работа на предельном режиме моторов, сил, нервов. Большое количество вылетов и все — с боями.

Вставали с рассветом, в 3–4 часа утра были уже на аэродроме. Сюда нам привозили плотный завтрак — колбаса, тушенка американского производства, так называемый «второй фронт», хлеб, чай. Давали хороший табак — «Гвардейский».

Полковой врач Лукьяненко, очень внимательный к здоровью каждого летчика, по утрам раздавал нам коробочки с шоколадным драже «Кола», которое, как считалось, повышало энергию и выносливость.

Обед — уже вечером, тогда же наливали наркомовские 100 граммов водки. Желающим, правда, удавалось выпить и значительно больше. Я до этого не пил, отдавал другим свою норму, а тут перестал быть «белой вороной». И закурил там же, правда, всего на полтора года, после чего оставил эту привычку насовсем.

Кстати говоря, было несколько исключительных случаев, когда спиртное выдавалось перед боевым вылетом. Я уже писал о тяжелейших штурмовках немецких аэродромов в Донбассе в апреле — мае 1943-го. Два раза летали без штурмовиков, только силами истребителей. Это было самое опасное, ведь аэродромы защищались сильным огнем зенитных батарей. После постановки задачи командир полка говорит:

— Всем ясно?

— Ясно.

— Бубенцов!

Водка разливалась по кружкам. Некоторые просили добавить. Зайцев сам решал:

— Ему налей. А тебе не надо…

Допустимо ли это? Думаю, что в тех случаях — да.

Несмотря на тяжелые бои, практически каждый летчик находил время для пробежки, гимнастических упражнений. Каждый — по-своему, общих занятий, физзарядок не устраивалось. Мы с Женей Яременко сразу после подъема непременно делали пробежку в хорошем темпе. Гантелей не имелось, поднимали какую-нибудь железяку. Или такая ситуация: прилетел из боя, немножко отдохнул, скоро снова вылетать. Пройдешься быстрым шагом, чтобы сбросить накопившиеся перегрузки, и физические, и эмоциональные.

А в более спокойные периоды, уже в Польше, играли мы и в футбол. В эту игру я много играл нападающим еще в детстве, с немецкими мальчишками в Берлине.

В конце июля мы вновь вели интенсивную разведку, выполняя по нескольку полетов в день, все с аэрофотоаппаратами, в районах южнее городов Изюм, Мерефа, Барвенково, Лозовая с целью определить места скопления войск, интенсивность и направление передвижения железнодорожных эшелонов и войск противника. Часто в следующем вылете мы сопровождали штурмовики Ил-2 в этот же район для уничтожения обнаруженных нами целей. В моей летной книжке записано: «За июль всего боевых вылетов — 42 с налетом — 44 часа 10 минут, воздушных боев — 13, лично сбито 3 самолета противника». Но главное, что не записано в книжке, — я приобрел большой боевой опыт.

В начале августа стратегическая обстановка на юго-западном крыле советско-германского фронта благоприятствовала переходу наших войск в контрнаступление на Белгородско-Харьковском направлении (операция получила кодовое наименование «Полководец Румянцев»). Группировку войск противника поддерживали все те же хорошо знакомые нам соединения 4-го воздушного флота в количестве около 1000 самолетов. С нашей стороны действовала авиация 2-й и 5-й воздушных армий, часть сил 17-й ВА, в том числе и наш 5-й гв. иап , а также около 200 самолетов Авиации дальнего действия. К началу наступления наши войска превосходили противника в людях в 3 раза, а в авиации в 1,3 раза. С началом операции 3 августа и в последующие дни нашей главной задачей было сковывание и штурмовка аэродромов Краматорская и Рогань, все полеты с бомбометанием двух бомб АО-32 (АО-32 — авиабомба осколочная), в каждом — воздушный бой. 5 августа над аэродромом Рогань я сбил ФВ-189.

Немецкая авиация группами по 20–50 самолетов непрерывно поддерживала свои войска и танковые группировки, пытавшиеся нанести контрудар. В воздухе продолжались ожесточенные бои. В очередном воздушном бою 9 августа с 60 Ю-87 под прикрытием истребителей я сбил пикирующий бомбардировщик Ю-87.

В ходе воздушных боев все большее внимание приходилось уделять не крупным группам бомбардировщиков, а отдельным парам истребителей, постоянно снующих среди строя своих самолетов, всегда на больших скоростях, выискивающих жертву. Это асы-«охотники», они держали в напряжении каждого из наших, так как их действия неожиданны и было трудно предугадать их следующий маневр. Действия «охотников» были часто наглыми и жестокими. Здесь имеются в виду прежде всего попытки некоторых из них расстрелять сбитого и спускавшегося на парашюте нашего летчика… В этих случаях у нас всегда выделялись самолеты для прикрытия вынужденных парашютистов. Асы были сильным и опасным противником. Мы были свидетелями их высокой тактической и боевой выучки.

Наша главная задача — не дать бомбардировщикам противника осуществить прицельное бомбометание, сбивать их. Противник все чаще использовал в боях своих лучших асов — охотников, «экспертов». Воздушные бои происходили ежедневно, наибольшее напряжение пришлось на 15–20 августа. 17 августа бои достигли апогея!

8 августа при выполнении полета на сопровождение четырнадцати «Бостонов» на Красноград на высоте около 5 километров, на маршруте нас атаковала группа истребителей Me-109. Все наши истребители были связаны боем и, казалось, успешно противодействовали атакам противника, но внезапно появившаяся пара Me-109 на очень большой скорости быстро вышла к строю «Бостонов». С дальности не более 300–500 метров ведущий пары поджег один бомбардировщик и тут же ушел на крутом пикировании. Однако был сбит и ведомый того «мессера», что сбил «Бостон». Это успел сделать командир звена нашей 2-й эскадрильи гвардии лейтенант Петр Кальсин.

2-я эскадрилья

На другой день мы сопровождали четырнадцать «Бостонов», на этот раз на узловую железнодорожную станцию Лозовая, где, по данным разведки, находилось несколько эшелонов. Во время этого полета воздушных боев не было, но в районе цели нас встретил сильный огонь нескольких батарей зенитной артиллерии. Прямым попаданием зенитного снаряда оторвало крыло одному «Бостону», в воздухе оказалось несколько парашютистов… Но на фронте бывало всякое: через несколько дней весь экипаж сбитого бомбардировщика сумел выйти на свою территорию.

Бои в воздухе продолжались. Особенно яростными они стали в районе города Изюм, где наши войска форсировали реку Северский Донец и теперь вели тяжелые бои на ее правом берегу. Немецкие бомбардировщики группами по 20–30 самолетов под прикрытием истребителей пытались разбомбить переправы и задержать продвижение наших войск. Действия люфтваффе усиливались с каждым днем. Чтобы быть ближе к району боевых действий, две эскадрильи нашего полка перебазировались в Подвысокое, километрах в двадцати от Изюма.