Елена Погребижская - Дневник артиста

Катерина закончила школу. Несмотря на то что внешне старалась выглядеть как трудный подросток, она совсем неплохо отучилась и поступила в один престижный вуз. В котором по сию пору и пребывает.

И вот год назад на день рождения мне неуверенно протянули нереального игрушечного медведя, которого сделала Марина Жукова, Катина мама.

То есть никто и не думал, что она его сама сделала, — до того он произведение искусства. При этом у него хитрая морда, и на белой майке написано «Butch». Он уютный, и у него есть горбик, поскольку горбик положено делать всем медведям. Иначе они и не медведи вовсе.

Марина, мама, отучилась на специальных курсах и стала художником-теддистом. То есть художником, который делает мишек.

Потом Марина сделала мне еще одного медведя, с красными волосами и в юбке. Мохеровый и очень теплый — когда его берешь на руки, он греет. Сделала она его по фотографии. Имеет портретное сходство, говорят.

Потом появился еще один. Маленький и с крыльями сзади. Волосья черные. В белой рубашечке. Марина сказала, что он — муза.

Все, кто видел этих мишек, равнодушно мимо пройти не могут. Они редкие.

Пишу к тому, что мы ходили вчера на выставку мишек в галерею «Арт-Трофи» на Сретенке. Там их множество в маленькой комнате. Волшебные мишки: мишка в сарафане с длинными волосами — Аленушка, мишки вишневого цвета на палочке — Мишенки, мишка с длинной шеей в подштанниках — Антуан, мишки с мольбертом и кистями — Пабло и Сальвадор (Сальвадор длинноносый), мишка в кудрях — Сью, мишки на скамейках и мишуки на шахматном поле.

У Марины Жуковой там есть несколько работ.

Наверное, у меня какой-то кризис. Потому что я точно знаю, чего не хочу, и довольно расплывчато — чего хочу. Четко понимаю, что мне нужен движняк, шумиха, люди, работа с людьми, а не с компьютером. Затворничество, чтобы выдавать, как писатели, по главке в день, в данном случае песенку на-гора, — хрена лысого, это точно не для меня. Буду себе сооружать движение.

Некоторые люди раздражают так, что хочется мило улыбнуться, но не видеть больше ни разу.

Что еще. Иногда я говорю, что вовсе не выбираю каждый день, которым живу. Надо менять.

Сижу, перечитываю дневник и понимаю, что много всего за год сделано, а мне бы даже в голову не пришло. Еще в дневнике встречаются отличные предложения, типа «не успеешь что-нибудь начать, как оно уже тебя обязывает».

У меня двойственные ощущения: с одной стороны, есть чувство, что я хожу по кругу, а с другой стороны, что хватит предаваться унынию. Наверное, их в такой последовательности и надо расставить.

Мы близки к подписанию нового контракта с новым лейблом. Мы его выбрали из многих и верим в него, как в того, кто сможет. Они уже отдали нам половину денег за альбом, а я все ною и хочу, чтобы все началось и понеслось прямо сейчас и здесь. Какое же я нетерпеливое человеческое существо.

За окном милейший снег.

Вчера мы договорились с салоном русской дизайнерской одежды, что будем там снимать. Он еще не открылся, поэтому можно развести там дым коромыслом. Я получаюсь Велюров, постоянно переодеваюсь. Русская дизайнерская одежда на человеке выглядит гораздо прикольнее, чем на вешалке. На вешалке все это не может спрятать свои секонд-хендовские корни. Непонятно, сколько времени должно пройти, чтобы туфли на шпильках перестали восприниматься ходулями. Непонятно, как люди это носят, — оно хоть и моего размера, а жмет страшно.

«А ты как хочешь, — сказали мне, — некоторые так всю жизнь. Отчего, ты думаешь, у них мозоли трудовые на ногах? От таких вот туфель».

Осталось несколько дней до съемок клипа. Необходимо купить белье и еще несколько деталей.

Сюжет клипа родился в голове у режиссера в тот момент, когда мы уже договорились обо всех подробностях другого сценария. Он нам изложил его вкратце, и все закричали: «Да, да! Давайте будем снимать про это».

Похоже, у меня в голове завершился цикл размышлений о том, что я бедная жертва обстоятельств, и стало понятно, что нужно добавить, а что убрать. А вот так поперечитываешь свой дневник и поймешь, что жизнь-то, оказывается, бурлит, а мне все кажется, что я стою на месте.

Начался ремонт. Стук отдираемой плитки, стук разбираемой кровати, плеск воды в переносимом аквариуме, пыль, грязь и непонятно, куда себя преклонить. Понятно, что я больше всего хочу от этого откосить. Понятно, что я терпеть не могу неудобства. А что делать? Красота стоит жертв. Покрыли х…ми прошлых строителей раз тысячу.

Вчера на улице один чувак разговаривал с теткой, проходя мимо. Сказал ей: «…Там в горах скорость другая, никто никуда не спешит, живет себе». Как можно «жить себе» и никуда не спешить? Вот я чего не понимаю — не хотеть, не рваться, не добиваться, а «жить себе»…

Фотосессия в доме на Ленинградке. Они конечно же выволокли свадебное платье из соседней комнаты. И дали мне бейсбольную черную биту с красной полосочкой. И на шею надели ошейник с шипами. Ошейники и ремни в заклепках остались в наследство от Димы Сида. Фотограф сказал:

— Не смотри в телик. Бей битой в объектив. Агрессивнее. Еще. А ты орать можешь?

— Могу.

— Ну, ори.

— А-А-А-А-А-А!

Ремонт приобрел размеры стихийного бедствия. Когда сняли полы, там оказалась гигантская куча мусора, в которой были десяток пивных бутылок, старые трубы, обрывки веревок и так далее. Единственное объяснение поведения строителей — это лень. Им просто лень было все выкидывать. Философ К. сказал: «Вот так находят клады. Это потом становится культурным слоем».

Единственный остров цивилизации — кабинет. Зато здесь теперь стоит все, что было в столовой, включая кастрюльки, цветы, телевизор, ящики и разобранный стол. Груды подушек подбираются к компьютеру и клавишам. Из щели под дверью доносится звук пилы и молотка, сочится каменная пыль. А я сижу и напеваю песенку.

С сегодняшнего дня я знаю:

1) из новостей — что такое ПСЖ (футбольная команда «Пари Сен-Жермен»);

2) от ведущего утреннего шоу на ТДК — что на «Норд-Осте» было два газа и что все его не только чувствовали, но и видели. Сам он был летчиком, который бил степ;

3) что один-единственный человек, который знал номер моего мобильника, сдал его третьему лицу. Потому что мне на мобилу позвонила мама третьего лица, чем меня сильно удивила;

4) что предзащита диссертации может помешать человеку из звукозаписывающей компании заниматься делами нашей группы.

Я снимаюсь в телесериалепо Дарье Донцовой. Лежу и раскачиваюсь в гамаке. По сценарию мне полагается обмахиваться веером, но веер не нашли. Только вот гамак, зато хороший — везли издалека, на целый час съемки задержали. Гримерка выглядит так, как, по мнению режиссера сериала, где я снимаюсь, должна выглядеть гримерка уставшего рок-артиста. Гамак-то, уж конечно, обязателен. Приходит журналистка (Виола Тараканова):