Котэ Махарадзе - Репортаж без микрофона

А вопрос и для артиста, и для комментатора очень и очень важный, во многом ключевой.

Наверное, ко многим актерам обращались с вопросом: «Как вам удается запомнить такое количество текста?» Уверен, большинство актеров удивленно пожимают плечами и отвечают, что и не думали об этом, что все происходит как-то самой собой. Почти после каждого выступления комментаторам непременно задается вопрос, как они запоминают огромное количество фамилий и имен футболистов? Ведь на последних чемпионатах мира надо было знать и помнить имена нескольких сотен человек. Ответ комментаторов примерно такой же, как и ответ артистов. Все, мол, происходит как бы исподволь, подсознательно.

Такие ответы вызывают нескрываемое удивление, а то и восхищение вопрошающих. Видишь, мол, какая удивительная память бывает у людей!

Мне такие вопросы задавали и как артисту, и как комментатору. В нескольких интервью для центральной прессы промелькнули строки о моей хорошей памяти, а в одном даже — памяти великолепной.

Так ли это?

И что, собственно, такое память?

Какой механизм срабатывает или не срабатывает при «хорошей» либо «плохой» памяти?

Хотелось изучить этот вопрос, доискаться до механизма памяти. Однозначного ответа я не находил. Да, я быстро заучиваю текст, возможно, быстрее других. Фамилии, имена, названия мгновенно запоминаются. Как я уже отметил, не раз приходилось без всяких репетиций выступать в больших ролях. Несколько таких случаев раз и навсегда закрепили за мной славу человека с прекрасной памятью. У меня не бывает записных книжек — телефонные номера, адреса запоминаются легко. В Вену, Стамбул, Неаполь, Дюссельдорф, Париж и многие другие города приезжал один, без провожатых и без встречающих, быстро ориентировался и всегда находил нужный адрес в лабиринтах улиц и площадей незнакомых городов.

Можно было бы похорохориться, насладиться комплиментами. Человеческая слабость иной раз подталкивала меня на такое. Но какой-то червь сомнения всегда останавливал. Ведь я-то замечал, что есть вещи, события и факты, которые совершенно не поддаются моей, так называемой хорошей, памяти. Я их просто не запоминаю. Не то что не хочу — не нуждаюсь. Нет, хочу, но не запоминаю. Первый подобный сигнал, дающий повод засомневаться в моих способностях, прозвучал, когда мне было лет тридцать с небольшим.

Мой дядя — Ладо Махарадзе — в 1937 году как «враг народа» был сослан далеко за пределы Грузии и отсутствовал целых двадцать лет. Возвратясь «из дальних странствий», он прямиком направился в наш дом. Дверь открыла моя сестра Гугули. Седовласый гость с извинением обратился к ней:

— Простите, пожалуйста. Давно-давно в этом доме жила семья Вано Махарадзе…

— Дядя Ладо! — не дав закончить фразу, воскликнула сестра и бросилась ему на шею.

Когда я возвратился домой, несмотря на подробнейшие объяснения, напоминания, рассказы эпизодов детства, связанных с дядей Ладо, я ничего не смог вспомнить, ровным счетом ничего. Дядю «взяли» молодым, а вернулся он надломленным, постаревшим, изменившимся. Мне в пору его ареста было почти одиннадцать. Мою память расхваливали учителя, ею гордились родители. А мою дорогую сестренку, которая старше меня всего-то на год, то и дело упрекали. Она вспомнила мгновенно, а я не вспомнил ничего, несмотря на уйму наводящих предложений, эпизодов.

Уже после я узнал, а затем постарался изучить, что есть память на лица, на цифры, на факты особой окраски, на звуки и определенную мелодию, на имена и разное другое. Но точных ответов не было. Легче всего было объяснить так: какие-то извилины мозга у одних людей устроены так, у других — по-другому. У моей сестры сработали извилины, фиксирующие лицо, у меня — совсем другие.

Как я уже говорил, это был первый сигнал. За ним последовал другой. Нет, не сигнал, а прямо-таки нокаутирующий удар. Как-то я прочел, что порой удивительным умением запоминания могут обладать люди неполноценные, с недоразвитой психикой, страдающие разными формами отставания в развитии. Они могут, взглянув или выслушав лишь один раз, зафиксировать, а затем удержать в памяти огромное количество информации. И не только зафиксировать и хранить, но и воспроизводить много позже с фотографической точностью. Правда, остальные психические функции у них заметно отстают от нормы. Вот так!

Обратиться к какой-либо одной из дисциплин не имело смысла. Ведь человеческий мозг, разум, память изучают множество наук. Это: философия, психология, психобиология, психиатрия, нейробиология, нейропсихология и т. д. и т. п.

Как видите, всерьез взяться за изучение механизма памяти, не посвятив этому всю жизнь, невозможно. Но самым отпугивающим для меня фактором оказалось то, что, даже углубившись и внимательно изучив вопрос, однозначного и ясного ответа все-таки не найдешь.

Психологи изучают память на протяжении многих лет и все-таки едва начинают постигать всю ее сложность. А биологи и физиологи пока еще экспериментируют на улитках и крысах. Правда, некоторые ученые заявляют, что «память нельзя больше считать черной дырой в центре нейробиологии», но так и не доискались, «как из работы клеток полутора килограммов мозгового вещества возникает человеческий разум». Разум, который, в общем-то, и возвысил человека над миром животных, сделав его полновластным хозяином планеты. Разум, без которого нет образования, эрудиции, нет прогресса. Основой же всего этого является память или хранящиеся в памяти знания.

Новейшие теории о механизме памяти оставляют без ответа многие важнейшие вопросы. Ну, скажем, в какой части человеческого мозга происходит хранение информации; поразив какую часть нервных клеток (а их в головном мозге человека, как известно, свыше десяти миллиардов), можно лишить его памяти. Ученые точно знают, какие отдельные клетки регулируют чувства человека, к примеру обоняние или осязание, но где находится центр механизма памяти — не знают или, скажем более оптимистично, пока не знают. Предполагается, что знания и информация хранятся в наиболее развитой части — коре головного мозга. Но есть и новое предположение о том, что они формируются в гиппокампе — извилине полушария головного мозга в основании височной доли.

Один из видных представителей современной психологии, ставший при жизни классиком в сфере изучения восприятия, мышления и памяти, Ульрик Найссер, в своей книге «Познание и реальность» пишет: «Дело в том, что у нас практически нет сколько-нибудь систематизированных знаний памяти… Почти все феномены, которые должна объяснить современная теория, имеют в высшей степени искусственный характер… Нет систематической информации о том, как человек запоминает события, свидетелем которых он оказался, сообщения, которые он должен передать, или даже то, где он оставил свою трубку. До тех пор пока мы не будем знать больше о памяти, где она обычно формируется, всякое теоретизирование на этот счет будет преждевременным».