Валентина Толкунова - Я не могу иначе

Сегодня слово «любовь» затаскали, как уличную девку. Между любовью и сексом ставится знак равенства. Повсюду сейчас сплошной секс. Женщина нашего времени не может вызывать в мужчине волнения, о котором писали классики, потому что она полностью открылась, стала доступной; и пока она не закроется, не превратится вновь в кроткое прекрасное создание, обладающее змеиной мудростью и голубиной нежностью, до тех пор мужчина будет ее презирать. На данном этапе я не вижу предвидящихся изменений. Очищение происходит через страдание. Пока женщина и мужчина сильно не пострадают от женской псевдораскрепощенности и эмансипации, пока проблема больных детей, рождающихся таковыми от разгульного образа жизни женщин, не достигнет критической точки, ситуацию не изменить. Это печалит меня, и закрыть глаза на происходящее нет никакой возможности. Да и как оставаться слепым к глобальным проблемам человечества, отчетливо понимая, что наша планета вовсе не такая огромная, как нам представлялось в детстве!

Я не склонна видеть в женщине властность, жажду командовать. Я уважаю таких женщин – в них есть даже какое-то мужское, мощное начало; но все же мне хотелось бы видеть в женщине мягкость, незащищенность, кротость – так я понимаю женскую сущность. Раньше мы читали о Жорж Санд, властной, пылкой, которая по-мужски держалась в седле, курила длинные трубки, носила брюки, но она была в то время единственной в своем роде. А сейчас – сплошные Жорж Санд. Стало труднее быть женщиной, и в связи с этим изменились мужчины. Сложно обвинить их в отношении к представительницам прекрасного пола как к «своему парню». Женщина нашего времени сделала все возможное, чтобы к ней относились подобным образом.

Случались и в моей жизни настойчивые поклонники, в числе которых были высокопоставленные лица. Звонили, приглашали поужинать, интересовались, когда я буду свободна и уделю время для встречи… На такие предложения я никогда не откликалась – научилась понимать цену комплиментам и знаю, что за ними скрывается. Когда вникаешь в природу вещей, все становится проще, яснее, понятнее… Иногда понятно настолько, что сразу же становится неинтересно. Если умеешь отделять зерна от плевел, подобное уже мало заботит. Литература пониманию многих вещей способствует как нельзя лучше.

К слову, в советскую бытность наша страна считалась самой читающей в мире. Сегодня многие школьники затрудняются дать внятный ответ, кто такой Александр Сергеевич Пушкин и что он написал. Не уверена, что можно рассуждать о прогрессе и достижениях будущего, в то время как новые поколения не знают ни истории своей страны, ни ее литературного наследия.

Мне бы впору родиться в позапрошлом столетии – настолько знакомым кажется XIX век. По сути своей я все-таки оттуда, там мне все близко. Когда я читаю великую прозу или окунаюсь в гениальную поэзию, когда открываю томик Пушкина, Тургенева, Достоевского, то чувствую – я точно оттуда. Сравнение с тургеневской девушкой для меня – наиболее подходящее.

Вообще деревенская жизнь мне мало знакома, поскольку родилась я в городе и всю свою жизнь прожила в многоэтажном доме с горячей водой и с плитой, а не с печкой. Иногда не могу даже камин растопить у себя на даче – теоретически знаю, как это делается, а практически – нет. Но, видимо, в каждом человеке есть что-то такое генетическое – память, заложенная не в твоем колене и даже не в предыдущем… Ею пронизана атмосфера, в которой живешь, страна, в которой родился, – недаром же говорят: «Где родился, там и сгодился». Как бы там ни было, читая описания русской природы и представляя, как в позапрошлом столетии проводили лето в имениях, в деревне, я чувствую, как меня непреодолимо начинает тянуть в глубинку, к колодцам, полям и пасущимся коровам.

В течение долгого времени Тургенев был моим любимым писателем. Впервые я познакомилась с ним в подростковом возрасте, а к пятнадцати годам прочитала все четыре знаменитых романа: «Отцы и дети», «Дворянское гнездо», «Вешние воды», «Накануне».

Передо мной открылся совершенно иной мир. Я вдруг осознала, что мы – лишь некое продолжение того, что уже было. Это ощущение, кстати говоря, не покидает меня и теперь, ведь линии истории бесконечны. Мне кажется, ошибка отдельных людей и даже целых обществ состоит в том, что они считают сегодняшний день последним: дескать, все в жизни только для них. Но это заблуждение.

Впоследствии я столкнулась с описанной Иваном Сергеевичем проблемой отцов и детей. Пришла к выводу, что конфликт поколений будет всегда, он неизбежен и предопределен самой жизнью. Благодаря Тургеневу я поняла: все, связанное с естеством, с природой, остается навечно, а придуманное человеком, искусственное – преходяще. Словно в калейдоскопе, сменяются цвета, тональности, форма разговора, слова, выражения, одежда, мода, но истинные чувства неизменны. Какие именно? Например, радость по поводу рождения ребенка… любовь, от которой дитя появилось на свет, счастье от его первого крика. Однажды в роддоме я видела, как приходят в наш мир младенцы. На меня надели халат, шапочку – все, что положено… Как раз когда я была беременна Коленькой, мне довелось увидеть множество родов. Затаив дыхание, я наблюдала, как, разрешаясь от этого нежного, но все же тяжкого бремени, женщина дает жизнь новому существу, и ребенок, впервые набрав воздух в легкие, кричит, оттого что вдохнул первый запах жизни. Помню, когда Коленька плакал, я каждый раз начинала рыдать вслед за ним. Не знаю почему, но меня не покидало ощущение значимости всего, что я наблюдала и ощущала, и то состояние мне запомнилось навсегда.

До конца своих дней мы храним вкус первого поцелуя, первой любви, первого признания, первого цветения, первой ссоры и первого примирения – все это эмоции тонкого свойства, которые никогда человека не покидают. Умело маскируясь, мир вдруг окунает нас в совершенно другие, бытовые вопросы, и мы, в свою очередь, сами учимся скрывать истинные чувства: радости, тревоги – все то, что называется жизнью… Обворовывая таким образом самих себя, мы лишаемся возможности чувствовать себя по-настоящему счастливыми. Хотя… понятие счастья эфемерно.

Счастье нельзя пощупать, нельзя придать ему четкую форму. Счастье вокруг нас, оно – в атмосфере. Например, попадая в круг жестокосердия, злости, ругани, недоброжелательства, становишься глубоко несчастным, хочется бежать от этого сломя голову. Но когда попадаешь в человеческое тепло, уют, атмосферу радушия, то заряжаешься изнутри и в этом находишь счастье, но и оно, к сожалению, не бывает постоянным. Вот ты вышел из этого круга, освещенный счастьем, но, столкнувшись с противоположным поведением, это счастье утрачиваешь – сначала частично, а потом, возможно, и надолго. Но мне кажется, что ощущение счастья человек задает себе сам, и тогда нет потребности в учительстве. Если ты должен изучить предмет, учитель говорит тебе, как это сделать; но у счастья нет таких формул, и ты просто идешь по жизни с ощущением счастья внутри. Ты можешь испытывать это крайне редко, потому что всегда быть счастливым нельзя. Я вспоминаю притчу о царе. Жил-был царь, и заболел он как-то страшной болезнью. Никто не мог помочь ему. Он призывал врачей, мудрецов, но безуспешно. Однажды к нему приехал один мудрец и сказал: «Я знаю, как тебе помочь. Завтра на рассвете оставь свое государство и с одной котомкой иди по миру искать счастливого человека. Найдешь – попроси рубашку с его плеча и выспись в ней». Царь так и сделал. Долго искал он счастливого человека, но так и не нашел. Возвращается опечаленный царь в свое государство и видит пахаря, возделывающего царскую землю. Пахарь поет песни, улыбается. Царь подходит и спрашивает: «Раз с утра поешь песни, должно быть, ты счастлив?» «Да, я счастлив», – отвечает пахарь. «Я так долго тебя искал! – воскликнул царь. – Продай мне свою рубашку!» На что пахарь отвечает: «А у меня ее нет…»