Илья Старинов - Разведшкола № 005

Что делать? С кем посоветоваться? В это время пришел Федор. Я попросил его зайти в милицию, взять двух хлопцев и доставить в прокуратуру директора мельницы и мирошника, причем привести их под автоматами, чтобы все видели. Что было на мельнице, я узнал потом от Федора. Они вытащили за шиворот из кабинета полупьяного директора и, подталкивая прикладами, вытолкнули из мельницы. Потом то же самое проделали с мирошником. Они выгнали весь народ из мельницы, опечатали ее и под автоматами, заставив руки держать за спиной, пригнали этих деятелей ко мне в прокуратуру.

Я сидел за своим шикарным столом. Слева на нем лежал автомат. Секретарша доложила, что по моему вызову привели задержанных. Когда их втолкнули в кабинет, они, увидев меня, оторопели. Я взял автомат и ударил мирошника прикладом в пах. Когда он, согнувшись, схватился руками за свое мужское достоинство, коленом ударил его в нос. Он корчился от боли и смотрел на меня с ужасом. Милиционеры стояли у него за спиной. Я спросил у мирошника, что же он теперь не смеется? После большой паузы я объяснил задержанным, что ударил мирошника как командир группы партизанского отряда, и что если бы встретил его во время оккупации, то просто застрелил бы на месте. Теперь же я буду разговаривать с ними как помощник прокурора улуса. Потом, обращаясь к директору мельницы, спросил его, почему он находится в пьяном виде на работе. Почему руководство предприятием переложил на своего заместителя. Почему они вдвоем поощряют самогоноварение и берут взятки?

Затем, увидев, что мирошник пришел в себя, я назвал его уголовным преступником, сказал, что я сам видел, как он брал взятки у самогонщиц, которые платили деньги за помол зерна не в кассу, а ему в карман за обслуживание их вне очереди. Напомнил, что он игнорирует указание правительства республики о внеочередном обслуживании семей фронтовиков и, наконец, обвинил в нанесении легких телесных повреждений служителю закона при исполнении им служебных обязанностей. Сказал, что им обоим за все это грозит уголовное наказание.

Затем, указав мирошнику на маленький столик, я предложил ему написать подробное объяснение его поступков. Директора мельницы отослал в кабинет секретаря, где под ее присмотром он выполнял такую же работу. Посмотрев объяснительные, я был поражен набором пустых слов. Пришлось написать каждому конкретные вопросы, на которые они должны были ответить, а также признать свои деяния. Я напомнил им, что все равно будет тщательная проверка, которая покажет истинное положение вещей. Мирошника я, кроме того, заставил написать, какую примерную сумму составляют взятки за месяц, какой процент от них он отдает директору, указать фамилии и адреса самогонщиц, предупредив, что за вранье и укрывательство я добьюсь отправки его в штрафную роту. Пока они писали свои объяснения, позвонил «Батя» (телефон уже работал) и довольно грубо спросил, почему закрыта и опечатана мельница, сказал, что очередь растет, люди волнуются. Я ответил, что согласно его собственным указаниям и Указу Верховного Совета СССР я начал работу по пресечению самогоноварения. Директор мельницы и мирошник сидят в прокуратуре, пишут объяснения, оба они, согласно таких-то статей уголовного кодекса, подлежат привлечению к уголовной ответственности.

«Батя» уже спокойно сказал: «Сын, мельница должна работать. Она одна на весь улус. Директора мы сменим. А вот мирошника специально освободили от армии, так как заменить его некем. Найди с прокурором возможность оставить его на работе». И добавил, что после работы мне надо зайти к нему в улуском. Прокурор в Элисте, так что мне придется взять на себя решение этого вопроса.

Получив объяснения от обоих и заставив сделать некоторые добавления и исправления, я посоветовал им сделать приписку, что эти объяснения они написали добровольно и без принуждения. Потом попросил милиционеров, как понятых, заверить их писанину. Потребовал сдать все деньги, полученные в качестве взяток, в кассу мельницы и обязательно получить чеки на сданную сумму. А если у них есть спрятанное зерно, то немедленно сдать его на мельницу, чтобы избежать более сурового наказания.

Вечером я пришел в улуском к «Бате», где застал комиссара. Я показал им объяснительные записки, добавив, что директор не владеет обстановкой, он пьяница, всем заправляет его заместитель — мастер помола, а этот мирошник человек нечестный, доверять ему нельзя. Я посоветовал назначить директором мельницы кого-либо из наших отрядных старшин, такого, кто сразу же наведет там порядок. Мирошника без наказания оставлять нельзя, следовало бы назначить ему принудительные работы на своем производстве. Тогда днем он будет исполнять свои обязанности, а вечер и ночь будет проводить в КПЗ милиции. Суд в улусе еще не работал. Так что все решения принимало партийное руководство, то есть командир и комиссар нашего отряда. Ведь именно им поручили восстановление советской власти в Приютинском улусе. В этот же вечер я узнал, что нашего комиссара Дорджи Горяевича Горяева назначили председателем Совета Народных Комиссаров Калмыцкой автономной республики.

Вернувшись домой мы с Федором увидели радостное лицо хозяйки, которая, указав на стоявший в сенях мешок, сказал, что только что привезли с мельницы муку. Я понял — это взятка и обратился к хозяйке с просьбой не трогать его, нельзя, это незаконно. Но, увидев у нее слезы на глазах и вытаращенные глаза голодных малышей, которые с испугом смотрели то на мать, то на меня, то на Федора, стоявшего у двери с автоматом, я погладил хозяйку по плечу и разрешил ей отсыпать немного муки для себя, после чего завязал мешок.

Утром, придя на работу, опять вызвал к себе вчерашних «клиентов» — директора и мирошника. Их снова привели ко мне автоматчики из милиции. Я строго спросил их: «Вы что, взятку мне подсунули?». Они, заикаясь, стали убеждать меня, что это не взятка, а замена зерна моей квартирной хозяйки, которое я оставил на мельнице. И стали объяснять, что рожь и пшеницу одновременно молоть нельзя. А хозяйским детям надо что-то кушать. Поэтому они привезли им пока мешок пшеницы. А когда начнут молоть рожь, тогда смелют и ее мешок. Тут вмешался Федор и сказал, что им надо немедленно написать письмо нашей хозяйке, мол, коллектив мельницы в виде материальной помощи жене фронтовика решил выделить ей мешок пшеничной муки из своих запасов. И спросил меня: «Верно, командир?». Я утвердительно кивнул головой.

Директор мельницы вынул из кармана полушубка ведомость, показал, что они с мирошником сдали крупную сумму денег в кассу и предъявил мне чеки. Он также заверил меня, что зерно, которое они сохранили для государства, на днях будет возвращено.