Александр Карелин - Афганская война глазами военного хирурга

Палько ушёл на часок-другой «прозондировать почву» на счёт рейса до своего «тропического уголка». Невскому же он посоветовал «не рыпаться», а ждать кадровика, тот сам должен объявиться. Главное, что старший лейтенант уже записался в учётный документ, отметил своё прибытие. Александр так и сделал.

Возможно, этот совет уберёг его от новых сюрпризов и «потрясений». На соседних кроватях лежали-сидели офицеры, прапорщики, одетые в самую разнообразную форму. Впрочем, «бывалых афганцев» можно было узнать даже не по форме, а по уверенному взгляду. Об Афгане они знали всё, многие прошли через немыслимые испытания, кое-кто успел повидать близко смерть. Иное дело новички, которые бессмысленно смотрели по сторонам, слушали рассказы «бывалых» буквально «разинув рты». Были бы слушатели, а рассказчики найдутся.

Вскоре Невский стал невольно вслушиваться в эти рассказы. «Самое страшное, мужики, на войне — везти домой погибшего, так называемый «груз двести». Особенно, если он из одного с тобой города. Собственно, с этим «грузом» я и летал сейчас на Вологодчину. Жуткое, признаюсь, дело. Мы были с этим солдатом земляки. Дома почти рядом. Чего я насмотрелся и наслушался — не передать. Первые два часа встречи исполнял роль виноватого во всех грехах, за что мне и набили морду. Да я и не сопротивлялся, понимал родственников. Цинк вскрывать было нельзя, да там, собственно, и показывать было нечего. Кстати, таких случаев у вас самих много будет…»

После краткой тишины уже из другого угла послышалось. «А нашего вот прапорщика домой отвезли после ранения. Обе ноги ему оторвало и правую руку. Когда он медицинскую комиссию на инвалидность проходил, то ему вторую группу дали. Сказали, что для первой нога должна быть оторвана на четыре сантиметра больше. А одного офицера чуть под суд не отдали за то, что он заступился за родителей, у которых парень под Кандагаром погиб. С них стали брать налог за бездетность. Спасибо, военком-«афганец» заступился».

Повисло тягостное молчание. Но вновь оно было нарушено очередной жуткой историей. «Я тоже в прошлом году возил на родину погибшего солдата. Мать того солдата в итоге оказалась в психушке. Сперва на следующее утро после похорон её кто-то случайно нашёл на могиле сына. Она стала скорбной умом, то есть рассудок её помутился, и она лежала прямо на холмике под одеялом, а под головой — подушка. Конец роду их. Детей у неё больше не было».

Теперь молчание воцарилось надолго. Говорить было не о чем. Каждый думал о своём.

Вернулся подполковник Палько. Его рейс будет только завтра. Нет ничего и на Кандагар — специально для Невского поинтересовался. Вместе отправились на обед. Это было неподалёку в похожей палатке. Желающих было не много. Получили на раздаче тарелки с горячими щами и бесформенной белой массой с рыбными консервами под томатным соусом, стакан компота. Ещё заранее Леонид Львович предупредил, что здесь всё выдаётся бесплатно («настоящий коммунизм!»), поэтому Александр не насмешил никого, как подобный же новичок — старший лейтенант, который долго искал, кому же отдать свои кровные деньги за такой «чудный и «вкусный» обед».

Щи были очень горячие, поэтому на такой жаре просто не «лезли» в горло. Бесформенная белая масса оказалась сухой картошкой, разведённой водой. В жизни не пробовал ничего хуже! Зато рыбные консервы («красную рыбу») поел со вкусом — не успела ещё надоесть.

После обеда лежали с новым знакомым на соседних кроватях, читали книги. Хорошо, что Невский захватил с собой из дома несколько «Роман-газет».

А вечером после ужина в быстро сгущающихся сумерках прямо под открытым небом смотрели кино. Старый советский фильм о войне. Впрочем, был важен сам процесс. В тысячах километрах от дома, под незнакомым небом с диковинным размещением звёзд, смотреть фильм о борьбе белорусских партизан с фашистскими захватчиками. Это ли не чудо!

Утром после завтрака (всё та же «красная рыба» с сухой картошкой) подполковник Палько отправился на свой самолёт. Невский проводил его до забора с колючей проволокой. Без посадочного талона часовой никого не пропускал. Больше они никогда не виделись с Леонидом Львовичем, но был благодарен судьбе, что свела их вместе. Как-никак, свои «первые шаги» в чужой стране сделал с его подсказками. Дальше было уже проще.

Появились новые знакомые. Кровать Палько пока никто не занял, но с другой стороны оказался старший лейтенант Спесивцев Евгений, с которым прилетел одним бортом. Теперь вместе ходили с ним в столовую. Парень как-то стремительно «опускался»: престал бриться, умываться по утрам, практически перестал разговаривать, по целым дням лежал и смотрел в потолок палатки. Он тоже первый раз прилетел в Афган, но был в очень подавленном настроении. Ни разу не удалось его вытащить вечером на просмотр кинофильмов.

Минуло ещё три дня после отъезда подполковника, а за Невским так никто и не приходил. Сам он забегал каждое утро к дежурному, справлялся о своей судьбе. Но там каждый раз лениво пожимали плечами. Похоже, что будущая служба старшего лейтенанта была им глубоко «до фонаря».

Все дни читал напролёт, даже выходил из палатки, раздевался до пояса и подставлял малозагорелую спину под щедрое афганское солнце. Читал и стоя, и сидя на табуретке, поставив обе ступни на перекладину. Однажды даже произошёл забавный случай. Невский сидел в своей полюбившейся позе и читал очередную «Роман-газету», из палатки вышел хмурый Женя Спесивцев, буркнул что-то и отошёл за спину Александра. Прошли не более пяти минут, как табуретка доктора подпрыгнула на месте и отскочила в сторону. Подумалось, что это Женька зачем-то пнул её, сердито обернулся. Но новый товарищ стоял от него метрах в пяти и со страхом смотрел на Невского. Быстро вскочил с табуретки и почувствовал даже через подошву ботинок «гул и дрожь земли». Это было землетрясение. А из палатки уже выбегали перепуганные обитатели. До глубокой ночи потом только и говорили об этом случае. Впрочем, в палатках никому ничего и не грозило. Иное дело в городе — было серьёзно повреждено множество зданий.

За несколько дней солнечных ванн, кожа Невского даже хорошо «подрумянилась». Теперь он, если и не сровнялся с «афганцами», то не выглядел уже «белой вороной». Начал уже привыкать к роли «ожидающего», находя в этом даже плюсы: читай, загорай, смотри кино. «Райская жизнь».

Утром его сильно удивил Женька Спесивцев. Старший лейтенант даже в сумраке палатки светился счастьем. Он взял ничего не понимающего Невского за руку и вывел его из палатки.

— Смотри на меня, — ликуя, воскликнул Евгений.

— А что я должен увидеть? — Спросил Александр и тут же ужаснулся. — Боже, ты весь пожелтел! У тебя совершенно жёлтые белки глаз.