Александр Карелин - Афганская война глазами военного хирурга

— Вот и хорошо! Значит, обезболили надежно. Это вы здорово рассказываете. Молодец! — Невский принял из рук Татьяны скальпель. — Продолжайте рассказывать.

— О чем?

— Расскажите, как такие официантки, знающие наизусть целые куски произведений, попадают в Афганистан, — включился в разговор и Сергеев, не менее удивленный процитированному отрывку.

— Я ведь не всегда была официанткой. В прошлом я работала учителем русского языка и литературы в школе.

Все вокруг операционного стола невольно замерли. Вот это поворот судьбы!

Я родилась в Ярославле в интеллигентной семье: отец — музыкант, играл на скрипке в оркестре филармонии, мама — учитель истории в школе. Росла в атмосфере любви, ни в чем не испытывала недостатка — родители меня даже баловали. Но в мои пять лет отец ушел к другой женщине, бросил нас с мамой, променял на какую-то «мымру» (я видела ее потом). Мама сделала все, чтобы я выросла в достатке. В раннем детстве я пристрастилась к чтению, у нас была огромная библиотека — еще от родителей мамы досталась. Мама тоже мне часто читала, особенно книги по истории. Вообще, история в нашей семье занимала привилегированное место. Позже, учась в школе, я продолжала «поглощать» книги в огромном количестве. Должна сказать, что книги — это то, что спасало и спасает меня всю жизнь от одиночества. Конечно, у меня были школьные подруги, но я все же чаще предпочитала читать, чем гулять.

Школу я закончила с золотой медалью. Вопрос с поступлением в ВУЗ дома даже не обсуждался, я легко стала студенткой филологического факультета пединститута. Решили с мамой, что двое историков под одной крышей — это перебор, поэтому я выбрала другой факультет. Это была золотая пора! Я с головой окунулась в студенчество. Училась с удовольствием, шла на «красный диплом», успевала и стихи писать в институтскую многотиражку, и спортом занялась всерьез, даже играла в волейбол за сборную факультета, пела в студенческом ансамбле, еще и танцами увлеклась, ездила в стройотряды. Одним словом, «жила полной грудью».

Беда случилась в конце третьего курса — я влюбилась.

— Какая же это беда — это подарок судьбы, — подала впервые голос Татьяна, протягивая хирургу очередной зажим.

— Увы, для меня это обернулось бедой. Я совершенно не знала людей, была так наивна. Он «подвалил» ко мне во время институтского праздника, говорил красивые слова о своих чувствах. Оказалось, он тоже на нашем факультете, на курс меня старше. Сбегала к нему на свидание два-три раза, а потом подали заявление в ЗАГС. Мама меня отговаривала от такой поспешности. Что вы, я же уже сама взрослая! В августе нас расписали, мне не было тогда и двадцати одного года. Свадьбы как таковой не было, я даже не одевала свадебной фаты (а так мечтала), это Ромка, жених, не захотел. Мол, нечего деньгами сорить. Посидели в кафе в тот день с мамой и с одной моей подругой-свидетельницей, да с его стороны был свидетель. Вот и вся свадьба. Мне бы тогда надо было уже задуматься. Но я была дура-дурой.

Он сразу переехал к нам с мамой в квартиру. Мы его вдвоем обстирывали, обглаживали и обштопывали, поили-кормили. Буквально, «пылинки сдували» с него. А он жил, как барин. В конце года я поняла, что забеременела. Тут он и показал свое истинное лицо — орал на меня, как на «врага народа». Требовал избавиться от ребенка, мол, это помешает его карьере. Врач мне отсоветовала это делать — все-таки первая беременность. После этого мы с ним почти не разговаривали. Он заканчивал последний курс, писал диплом. А после защиты заявил, что подает на развод. Он должен ехать по распределению в другой город, будет «делать карьеру», а жена (тем более ребенок) — будут только мешать. В общем, оказался порядочной сволочью. Странно, но нас так быстро развели (он обвинил меня во всех смертных грехах, оговорил, скотина!), и это на восьмом месяце беременности…

— Вот, гад! — вновь подала голос Татьяна. Она напряженно следила за ходом операции, но и слушала, оказывается, очень внимательно. А Невский слушал, как радиопостановку театра, выполняя операцию этап за этапом. Изредка голос Марины перемежался с краткими репликами хирургов: зажим — тампон — не вижу — подними, Коля, повыше — шьем — сушить — иглу другую — кетгут. Уже пару раз в дверь операционной заглядывал Зыков, его успокаивали, мол, все нормально, — голова в марлевой повязке исчезала.

Марина между тем продолжала говорить:

— Ромка исчез из моей жизни навсегда. Я еле-еле смогла сдать экзамены за четвертый курс. Тут и роды подошли. Ребенок родился мертвым — пуповина обвила ему шею, он словно сам «повесился». Странно, но я даже не горевала. Скорее, приняла это как должное. Правда, после этого стала много болеть. Не могла уже учиться на одни пятерки. О «красном дипломе» теперь уже не приходилось думать, как и о месте на кафедре иностранной литературы, как планировалось ранее. Но я все-таки училась, «сжала себя в комок». Институт я закончила летом 78-го. Поехала сразу по распределению в городок Углич, это в нашей же Ярославской области. Красивые места. Великая река Волга. От школы мне выделили жилье в частном секторе на краю городка. Все ничего, но страшно было поздно вечером возвращаться по темным улицам домой в покосившуюся избушку, которую приходилось отапливать дровами самой. Но я трудностей не боялась. Окунулась с головой в работу.

Преподавала я в 7–8 классах русский и литературу. К сожалению, не смогла найти общий язык со школьниками. Я очень любила свой предмет, хотела и от них добиться этой любви. Пропадала в школе все две смены — с утра до вечера. Еще и факультатив по литературе создала. Переусердствовала, наверное. Хотела побольше своих знаний им передать. На родительском собрании на меня вскоре набросились многие родители, мол, житья нет от моих предметов, дети жалуются. Поссорилась я тогда с некоторыми из них, чьи дети — настоящие «оболтусы». Еще и эта моя фамилия… Знаете, как меня мои школьнички прозвали? Обнаженная маха. Остроумно, правда. Так и началась у меня с ними «холодная война».

Поздней осенью, когда вечера стали особенно темными, повадился меня до дома провожать мой коллега по школе, учитель физики. Все мне звезды на небе показывал (он и астрономию преподавал). Я к нему относилась совершенно равнодушно, но была рада — теперь домой не страшно ходить. А однажды он остался у меня ночевать, потом еще и еще. Тяжело мне тогда было, хотелось хоть кому-нибудь положить на грудь голову, выплакаться. Однако жизнь меня ничему не научила. К новому году я снова забеременела. Сказала своему «благоверному». Он насмерть перепугался. Оказывается, он женатым был, это он всех новеньких так «обхаживал», козел! Мне потом коллеги- учителя на него глаза открыли. Предостерегли задним числом, что называется. О проделках этого бабника жена хорошо знала, но терпела. Он требовал от меня аборта. Я наотрез отказалась. Решила — во что бы то ни стало рожу и выращу ребеночка, пусть будет хоть в этом мое счастье. Приходила и его жена. Угрожала мне, даже окна обещала в доме перебить. Я не уступила. А этот физик даже со страха чуть не уволился с работы. Я заверила, что никаких претензий к нему от меня не будет. На том и расстались. Свой рабочий год я доработала нормально. А там и в декрет к лету пошла.