Ричард Дана - Два года на палубе

Кроме нашего пассажира и команды, на борту судна находилась еще кое-какая живность, впрочем, ее количество быстро сокращалось. Через каждые четыре дня мы забивали бычка, и поэтому мяса нам не хватило даже до экватора. Правда, в каюте ели баранину, а то и курятину, но такие деликатесы никогда не попадают в матросский котел [59] Обычаи, касающиеся распределения «харчей», почти одинаковы на всех американских торговых судах. Если забивают свинью, матросам достается от этого бачок мяса. Все остальное идет в каюту на ют. На кур и прочие деликатесы команде не позволяют даже взглянуть. Но матросы даже не жалуются — ведь иначе пришлось бы держать на судах слишком много живности, чтобы хватило на всех. Хуже другое — солонина и та выдается не по совести. Когда открывают бочку, то прежде чем закладывать мясо в расходный бак, стюард выбирает самые лучшие куски для кают-компании. Делается это совершенно открыто, и нередко сами же матросы помогают откладывать то, что получше. Из-за таких порядков команде по большей части достаются жесткие, жилистые куски «старой клячи» (так называют такую солонину матросы). В среде моряков бытует рассказ о том, как в Бостоне был осужден мясник за продажу на судно старой конины вместо говядины. Он должен был сидеть в тюрьме до тех пор, пока не съест весь свой товар. Я не раз слышал эту историю даже на иностранных судах. Обычно она не вызывает никаких сомнений и встречает общее одобрение как пример торжества справедливости. — Прим. авт. . Свиней же благодаря тому, что они — хорошие мореходы, оставили «на потом». С нами была одна престарелая свинья, родоначальница многочисленного потомства, которая дважды ходила вокруг мыса Доброй Надежды и один раз огибала Горн. У нас она едва не подохла. Однажды темной ночью во время длительного снегопада с градом мы услышали пронзительные вопли и стоны животного, а когда подошли к нему, то увидели, что свинья вот-вот околеет от холода. Пришлось взять соломы и старый парус и закутать нашу свинью в углу хлева, где она и оставалась до тех пор, пока снова не наступила теплая погода.

Среда, 18 мая. 9°54' северной широты, 113°17' западной долготы. Северо-восточные пассаты иссякли, и мы вошли в экваториальную зону с переменными ветрами, иногда приносящими дождь. За все время плавания в этих широтах ночные вахты доставили нам изрядное беспокойство, ибо вследствие неустойчивости и слабости ветра нам то и дело приходилось брасопить реи и работать с парусами, дабы не упустить ни малейшего его дуновения. Едва потянет слева по корме, сразу же раздается: «Фока-брасы левого борта!» Когда становится тихо, словно на деревенском пруду, рулевой стоит с поднятой ладонью, нащупывая ветер. «Увалить немного!» «На фоке обстенило, сэр!» — кричит вдруг впередсмотрящий. Снова отдаются брасы; лисели убираются с такой поспешностью, что потом не хватает и получаса, чтобы привести их в порядок; реи брасопятся до предела, и судно ложится на правый галс круто к ветру. Теперь надо расчищать лисели и укладывать снасти. А когда это сделано и вы присматриваете для себя местечко помягче, чтобы вздремнуть, раздается новая команда: «Пошел на корму, обрасопить реи прямо!» И опять ставим лисели правого борта. Так продолжается до восьми склянок, когда вызывают вахту, ставят лаг, сменяются рулевые, и мы идем вниз.

Воскресенье, 22 мая. 5 ° 14' северной широты, 116°45' западной долготы. Уже две недели как мы в море. Остающиеся до экватора пять градусов широты можно пройти при хорошем ветре за двое суток, но нас преследуют мертвые штили, которые моряки прозвали «ирландскими ураганами». Сегодня почти весь день шел дождь, и мы, воспользовавшись воскресеньем, заткнули шпигаты, чтобы палуба наполнилась дождевой водой, вынесли на нее все наше белье и устроили великую стирку. Потом все разделись до подштанников и, вооружившись мылом и кусками старой парусины вместо мочалок, принялись намыливать и скрести друг друга, чтобы отскоблить, как мы говорили, калифорнийскую сажу (от нашего обычного мытья в соленой воде было мало толку). Капитан весь день не показывался на палубе, и мы веселились, как на древних сатурналиях. Сам старший помощник схватился с двумя тершими его парнями, и они начали окатывать друг друга водой. Потом шпигаты открыли и спустили мыльную пену за борт, палуба тут же наполнилась чистой водой, в которой мы стали ополаскиваться. К общему удивлению, мыло и пресная вода свели с кожи у многих то, что считалось до сих пор загаром. На следующий день ярко светило солнце, и судно покрылось от носа до кормы всевозможной одеждой, вывешенной для просушивания.

По мере приближения к экватору ветер стал заходить к осту, погода прояснилась, а через двадцать дней после выхода из Сан-Диего, то есть в

субботу, 28 мая, около трех часов пополудни мы пересекли экватор. Еще через сутки вошли в необычный для этих широт сильный юго-восточный пассат. Этот ветер обычно «работает» от оста или от зюйд-оста, и то, что он подул от ост-зюйд-оста, было большой удачей для нас, так как нам следовало идти курсом зюйд-тень-вест. Реи были обрасоплены так, что работали все паруса от бом-кливера до контр-бизани, включая брам-лисели на фоке и гроте. Этот ветер держался в течение суток, не меняя направление ни на румб, и дул как раз с такой силой, чтобы можно было нести бом-брамсели. За все это время мы не притронулись почти ни к одному брасу. Продвижение наше было столь успешно, что через семь дней после того, как мы получили ветер, то есть в

воскресенье, 5 июня, судно достигло 19°29' южной широты и 118°01' западной долготы, пройдя за неделю тысячу двести миль. Наше доброе судно опять становилось самим собой, и его ход увеличился после отплытия из Сан-Диего больше чем на треть. Команда перестала жаловаться, а помощники с видимым удовлетворением через каждые два часа ставили лаг. Действительно, шли мы великолепно — устойчивый ветер, в небе пассатные облака и несравненная, умеренная тихоокеанская погода — когда не жарко, но и не холодно. Каждый день ярко светило солнце, а по ночам — луна и звезды; на южной части небосклона появились новые созвездия, а привычные для нас на севере исчезали. Пропали Полярная звезда и Большая Медведица, появился Южный крест, и каждую ночь мы ждали, когда откроются Магеллановы облака. «Теперь увидим Полярную, — сказал кто-то, — уже по ту сторону Горна». Без сомнения, она будет для нас желанным обитателем небосклона, ибо, как говорят матросы при возвращении из-за Горна или мыса Доброй Надежды, увидеть Полярную звезду в небе — значит скоро ступить на родную землю.

Несший нас на своих крыльях пассат был таким же ровным, как и во время плавания «Пилигрима» в Калифорнию, когда он держался, не ослабевая, от Хуан-Фернандеса до самого экватора. Теперь же он в течение трех недель неизменно дул нам справа в корму, так что мы даже не прикасались к брасам. Однако мы шли почти на тысячу двести миль западнее «Пилигрима», поскольку капитан, рассчитывая на сильные юго-западные ветры, преобладающие зимой в южных широтах, решил полностью использовать пассат и взял так сильно к весту, что мы прошли в двухстах милях от острова Дюси.