Константин Кромиади - «За землю, за волю!» Воспоминания соратника генерала Власова

В заключение этой главы должен заметить, что за все время моего пребывания на должности коменданта штаба были и серьезные случаи, закончившиеся благополучно.

Как-то с улицы раздался звонок. Выхожу к калитке, там стоят два каких-то немца. При моем появлении оба отворачивают отвороты жакетов на груди. Гестаповцы. Спрашиваю, что им надо, а они приказывают открыть калитку. Я им ответил, что по распоряжению полковника Мартина из ОКВ не имею права пускать посторонних в дом. Они пришли в ярость от такой наглости, заявили, что я не понимаю, что говорю, и еще раз потребовали открыть калитку, потребовали мой паспорт и, записав, что им было нужно, пригрозили расправой и ушли. Я сразу же позвонил в Дабендорф, но Штрикфельдт меня успокоил. Кто были эти люди, что им было нужно в штабе Власова — так и осталось неизвестным, но репрессий никаких не последовало.

Весною 1943 года русская часть, сражавшаяся на стороне немцев, поймала одного советского парашютиста, который признался, что его послали ликвидировать генерала Власова. Его доставили в Берлин на допрос. Допрашивал его генерал Малышкин, и тот признался в своем задании убить Власова. Власов попросил о его помиловании, но немцы все же посадили его за проволоку. А летом того же года поймали еще двух парашютистов с аналогичным заданием.

Весною 1944 года, когда о Русском освободительном движении стали много писать и говорить и имя Власова не сходило со страниц русской и иностранной печати, вдруг в Латвии объявилась кухарка семьи Власова, которая в свое время приехала от жены генерала к нему в штаб армии и вместе с ним попала в плен. Впоследствии она куда-то пропала, а тут сама явилась в штаб представителя РОА, и тот препроводил ее в Берлин к Власову. Конечно, Власов принял ее тепло и устроил жить при штабе, а она призналась ему, что подослана отравить его.

Говорили наши офицеры, что был случай, когда вышедший от генерала посетитель, фронтовик, признался, что он приехал в Берлин убить Власова, но, поговорив с ним и посмотрев, как он живет, понял, что генерал свой и борется честно. Теперь он сам хочет стать власовцем. Но этот случай имел место до моего прихода в штаб, и знаю о нем понаслышке.

Время от времени по почте приходили, видимо, от скрывавшихся коммунистов и угрожающие письма, которые генерал читал, но они поступали редко, и нельзя выразить их в процентах по сравнению с письмами от доброжелателей.

Советские добровольческие формирования на стороне немцев во время минувшей войны стали появляться с весны 1942 года, и к концу года их насчитывалось около 800 тысяч человек, а в 1943 году их число перевалило за миллион. Спрашивается, что заставляло этих людей пойти на столь противоестественный и на первый взгляд антипатриотический шаг, тем более что за период от начала войны и до весны 1942 года немцы своими далеко не гуманными методами ведения войны, как и своим жестоким обхождением с пленными, показали свое подлинное вражеское лицо. Я целиком отметаю объяснение, что этот миллион людей пошел служить немцам из-за куска хлеба. Конечно, среди сотен тысяч были и такие, но это был ничтожный процент, все же остальные руководствовались какими-то другими соображениями. И если даже допустить мысль, что и остальной процент практически воспользовался изъявлением желания поступить на службу к немцам, чтобы выйти из-за колючей проволоки, то на воле, подкрепив здоровье, каждый из них каждый божий день имел возможность уйти в лес, перейти линию фронта. А вот почему-то не уходили, а если даже и уходили, то опять-таки ничтожный процент, остальные же крепко держали винтовку в руках. В этом сложно психологическом мире чуждых друг другу людей, людей разных концов России, из разных воинских частей и разных положений было одно общее, что их объединило, и это была ненависть к советской власти. Эта ненависть, порожденная долголетним тираническим правлением страны, когда человек физически и духовно изнемогает под тяжестью невыносимого ярма правителей и теряет надежду когда-нибудь от него избавиться, заполняла не только сердца людей, но и всю атмосферу Советского Союза, ею заражено было все население, и, зная это, власть окружила себя чекистами, энкаведистами и кагэбистами [28] Тавтология автора. Кроме того, Комитет государственной безопасности был организован в 1954 г. , без которых она не могла бы существовать.

Этим тяжелым психологическим состоянием советских граждан предвоенного периода нужно объяснить не только поведение русских добровольцев, но и слабую боеспособность Красной Армии во второй половине 1941 года, когда большое количество советских солдат очутилось в плену у немцев. В то же время, чем бы каждый из них ни руководствовался, беря винтовку в руки и становясь в немецкий строй, он попадал в очень тяжелое положение, ибо каждый немец, рука об руку с которым этот доброволец сражался, знал, за что он борется, а доброволец — нет. И в этом была его трагедия. Он взял в руки винтовку в надежде добраться до своих мучителей, до мучителей своих родных и друзей. А его мучители опоясались широким поясом таких же Ванек, как он сам, и до них ему не добраться. К тому же все эти Ваньки, очутившиеся на чужбине беспризорными, немцами вкраплены были в их частях одиночками или же мелкими группами, где должны были забыть про свои цели и переключиться на обслуживание чужих и чуждых им целей. Иначе говоря, не успев еще оглянуться, они опять попали в положение связанных по рукам и ногам; уйти нельзя и оставаться не хочется. Они обманулись в своих надеждах и потому, что каждый из них мечтал как-нибудь уйти в одну общерусскую организацию, к своим, где борьба связана с осуществлением и их личных целей. Само собою разумеется, что при таком положении людей борьба добровольцев, которых немцы правильнее называли вспомогательными войсками, становилась бессмысленной. Но и осуждать их в опрометчивом поступке тоже никто не вправе, ибо им никто и никогда ни в чем не помог. А между тем живя и работая на положении рабов в нищенских условиях жизни в Советском Союзе, они должны были там переносить все издевательства власти; очутившись же у немцев, они лишены были даже и тех элементарных прав, которыми Гаагская конференция наделила военнопленных за колючей проволокой. За советскими военнопленными времен Второй мировой войны молчаливо было признано только одно право — умереть. Тогда от голода и холода в муках и судорогах умерли в немецких лагерях около трех миллионов военнопленных по вине не только Гитлера и Сталина, но и не в меньшей мере и Международного Красного Креста, который удовлетворился отказом Сталина от своих пленных и предоставил миллионы людей их страшной участи.