Ольга Голубева-Терес - Ночные рейды советских летчиц. Из летной книжки штурмана У-2. 1941–1945

Чем ближе мы подходим к Новороссийску, тем светлее ночь, хотя всякий назвал бы эту темноту кромешной. Я с досадой подумала, что такой бесстыдно сияющий планетарий годится для прогулок, но совершенно неуместен на войне, где надо скрытно подобраться к цели. И луна тоже ни к чему.

К цели мы подбирались, планируя с выключенным мотором, чтобы фашисты не обнаружили нас. Я сбросила бомбы на артиллерийское орудие, но разглядеть, принесли ли немцам урон мои бомбы, я не смогла. Огорченно подумала, что докладывать нечего. Пожар сразу виден, а если уничтожены орудие или автомашина, подбит танк, рассеяно до взвода пехоты?.. Но как это установить, когда ни зги не видать? Следом идущий экипаж подтвердит, что мы бомбили по орудию, и, может, скажет, что орудие замолкло. Но кто уверен в том, что оно действительно разбито? Что оно вновь не будет стрелять?

Я не отрываю глаз от земли. Основное внимание на По-2 уделяется визуальной ориентировке. Надо уметь не только поразить цель, которая, кстати сказать, обнаруживается визуально, но и обследовать местность, разведать, обнаружить, прощупать. Одновременно слежу и за воздухом, чтобы своевременно заметить немецкий истребитель и постараться уйти от него. Начинаю осознавать ответственность своей работы. Ведь штурман рассчитывает курс, путевую скорость, точное время выхода на цель и прибытие на свой аэродром. В общем, от штурмана во многом зависит успех выполнения задания.

На аэродроме, выпрыгнув из кабины, я огляделась. Из-за горизонта, освещая станицу и поле, поднялось солнце. Яркое такое, звонкое, горластое, как петух. Вдруг из-за забора, у которого стоял наш уже зачехленный самолет, выскочил настоящий петух. Жаркий, огненный, как солнце. Уставились они друг на друга – петух и солнце: кто кого переглядит? И неизвестно, что бы дальше было, если б я не рассмеялась громко. Петух убежал. Никогда еще, как мне показалось, не было утром такого горячего солнца. И поле мне показалось зеленее, и облака ярче, и воздух слаще…

«19.09.43 – 4 полета – 6,15 ч. Бомбили отступающие войска противника по дороге Гостагаевская – Джигинское…»

В полку было суматошно, настроение приподнятое: Голубая линия наконец-то прорвана. Немцы отступают.

– А знаете ли вы, – послышался веселый голос, – что Новороссийск освобожден в день моего рождения? Шестнадцатого!

– Считай, в твою честь, – отозвалась я и, спохватившись, спросила, какое сегодня число.

– Девятнадцатое! – закричали девчонки.

Вот это было здорово: забыть о своем собственном дне рождения. Вспыхнувшая было радость мгновенно погасла. Ну вот пройдет и третий мой праздник незамеченным. Вспомнилось, как в этот день собирались в наш дом гости. Мама с раннего утра пекла пироги. Я особенно любила мясо-капустно-картофельный курник, запеченный в русской печи. У него была такая румяная, хрустящая корочка. У нас не было обычая делать имениннику дорогие подарки. Родственники и друзья дарили сделанное своими руками. Шили ситцевое платье или кофточку, несли свой хлеб-соль или дарили книги, наборы карандашей. И всегда чай с пирогами, музыка, веселые игры, танцы.

Но это было в другом мире, в другой жизни. Где мостки туда? Какие переходы надо выдержать? Война затянулась, а я – солдат этой войны.

Вечер пах травами. Тишину изредка вспарывали пулеметы, проверяемые вооруженцами. Я прилегла на землю, прислонилась щекой к деревцу. Теплая шершавость коры напоминала мне ладонь мамы. На небе появились первые звездочки. Они мерцали, помаргивая, и казалось, что тысячеглазый мир с удивлением разглядывает происходящее на этой маленькой планете. Я вдруг почувствовала себя беспомощной частичкой в этом необъятном просторе Вселенной.

– О чем задумалась, девица? – бесшумно вынырнула из сумерек Нина Данилова, штурман из нашей эскадрильи, а по совместительству – артистка. Она неплохо играет на баяне, поет, хороший мим и лихо отбивает чечетку.

– Нинка! – обрадовалась я. И тут же жалобно: – Мне сегодня девятнадцать.

– Да ты что-о?.. День рождения – и такая постная физиономия! Золотой возраст – и печаль на лице! Так дело не пойдет. – И, стукнув меня по спине, побежала что-то организовывать, на ходу крикнув, что обязательно в мою честь сыграет.

Я попыталась отогнать мысль о доме, о маме, но не тут-то было. У меня и раньше, в первые дни службы, бывали минуты тоски по дому, уюту, теплу, но вряд ли кто это замечал. Мне было стыдно показывать свою слабость. Я исправно работала, маршировала, изучала оружие, материальную часть, посещала политинформации, ходила в наряды, шутила, смеялась, участвовала в самодеятельности, но то, казалось, была не я. Со временем все вошло в свою колею. Я полюбила наш такой беззащитный и неказистый на вид, но зато выносливый самолет. Даже привыкла летать на нем и делать в ночь по 8 и даже по 12 вылетов, чтобы сбросить бомбы на дороги, по которым идут колонны гитлеровцев, на дома, где размещаются штабы, на железнодорожные станции, где скопились войска, на склады с горючим и боеприпасами, на переправы.

И даже к огню зениток начала привыкать, научилась маневрировать. Фрицы пристреливаются к высоте в тысячу метров, а мы, планируя, подкрадываемся на восемьсот.

Война стала для меня трудом, делом тяжелым, опасным и необходимым. Опасность везде. Ее было настолько много, что она теряла свою остроту и казалась обычной. Это было защитным панцирем, выработанным самим характером, независимо от разума и воли. Чувство опасности притупилось, но не исчезло. Я считала, что ничего со мной не случится. И это упрямство помогало сохранять силы, принимать мгновенные решения в сложной обстановке и находить единственно правильный выход. К упрямству можно прибавить и долю везения.

Прибежала посыльная, передала приказ явиться для получения задачи.

…Я склонилась над планшетом и смотрела на карту, заставляя себя сосредоточиться. Кружочки, стрелки, крестики… Как только над ними раздастся рокот мотора, они превращаются в косые прожекторные лучи, лес зенитных стволов, аэродромы истребителей. Кружочки и крестики нанесены на карте вдоль линии фронта. Но она сейчас в движении. Немцы, боясь, что их отрежут от переправ в Крым, устремились на Темрюк и Джигинское. Они спешат выйти к портам Чайкино, Кучугуры, Кордон и Тамань. А мы должны создать своими бомбовыми ударами пробки на дорогах, разрушать переправы, уничтожать живую силу и технику. Словом, работы хватает – только поспевай. Родной дом, о котором я только что вспоминала, все больше становится далеким, нереальным и наконец совсем выпал из сознания. Теперь я думаю о противовоздушной обороне, маршруте, ветре, облаках. Вынув из планшета карту, я тщательно уточнила, выверила последние данные о линии фронта, расцветила красно-синими линиями каждый уступ и каждую вмятину на карте и начертила, рассчитала маршрут.