Юрий Владимиров - Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942

…Кстати, весной 1947 года в Ленинском райвоенкомате Москвы я получил новый военный билет взамен временного, выданного в Донбассе в 1945 году. Когда мне его выписывали, то писарь (лейтенант с фамилией Перетятько), увидев во временном – старом – билете запись, что я был призван Ленинским райвоенкоматом Москвы 15 октября 1941 года добровольно в коммунистическую дивизию, решительно заявил, что таких дивизий не было. Он просто записал в новом билете, что я призван в указанное же время и тем же военкоматом добровольно в народное ополчение. При следующем обмене военного билета другой писарь также сделал в нем запись, что я был призван в народное ополчение, но исключил очень важное для меня слово «добровольно». Теперь обо всем этом я уже не жалею.

…Мы с Женей побежали в партком. По дороге туда успели предложить присоединиться к нам ряду товарищей. Однако все ответили уклончиво. Итак, оказалось, что я и Женя стали единственными добровольцами из нашей группы Г-38-П. Не согласились также быть добровольцами очень много студентов из других групп, как нашего, так и других курсов.

В парткоме застали однокурсников – членов партии Васю Голикова и Сашу Волкова, отчества которого не знаю. (Он в 1945 году вернулся в Институт стали и окончил его в 1947 году.) Присутствовали в парткоме еще несколько человек. За столом начальства сидели парторг, секретари комсомольских организаций института Котов и факультета Лева Утевский и двое других лиц.

Мы заявили о своем намерении, и они, хорошо зная нас, без всяких вопросов выдали нам обоим заготовленную заранее в виде бланка бумагу – направление в райком ВКП(б) Ленинского района, где и происходило формирование местного коммунистического батальона. Вместе с нами изъявили желание пойти добровольцами несколько других человек. Со мной и Женей Майоновым пошли вместе молоденький и совсем маленький ростом второкурсник Аркаша Писарев (он погиб на войне), Лева Утевский – бывший наш политрук на трудовом фронте и… проваливший меня на экзаменах по металлургическим печам доцент А. И. Ващенко (по-видимому, его, как члена партии, обязали). После нас отдельной группой пришли в райком Вася Голиков и Саша Волков, а также второкурсники Боря (Борис Николаевич) Старшинов и еще кто-то (не помню). После войны Борис возвратился в Институт стали к сентябрю 1945 года и окончил его вместе со мной в 1949 году. Затем он окончил там же аспирантуру и, став кандидатом технических наук по специальности доменщик, проработал многие годы в Украинском научно-исследовательском институте металлов в Харькове.

Получив удостоверение бойца коммунистической дивизии, мы с Женей Майоновым сразу же отправились в Дом коммуны за своими вещами и для улаживания всех дел перед тем, как покинуть, может быть, навсегда это ставшее нам очень дорогим жилище. Прежде всего я забежал к еще спавшему после прихода с работы Феде Гафурову и сообщил ему об эвакуации института и о происшедшем лично со мной. Он сказал, что пока останется с заводом, где работает.

На заводе, предъявив выданное в райкоме ВКП(б) удостоверение бойца коммунистической дивизии, я очень быстро оформил увольнение с работы и получил причитавшиеся мне небольшие деньги. После этого начальство и коллеги со мной тепло попрощались, пожелав хорошо сражаться с врагом на фронте и в добром здравии возвратиться домой.

В Доме коммуны пообедал в столовой вместе с Федей и расстался с ним. Затем сдал на склад постельное белье, полотенце и одеяло и упаковал в прошедший со мной летом трудовой фронт двухкарманный зеленый брезентовый рюкзак основные вещи, которые наметил захватить с собой.

Теперь мне и Жене больше ничего не оставалось делать, как попрощаться с некоторыми друзьями, еще остававшимися в Доме коммуны и готовившимися к намеченному отъезду вместе с институтом в Сибирь. Пошел к Паше Галкину и Коле Золотухину, но в кабинах их не застал. Отправился к Арсику Беспахотному, поселившемуся в сентябре одним – отдельно от Галкина – в кабине Южного корпуса. Постучал в дверь и сразу ее открыл, чем сделал большую ошибку: Арсик только что соскочил без трусов с кровати, в которой лежала почти голая невысокая, но красивая молоденькая блондинка, пытавшаяся натянуть на себя одеяло. На столе лежала гитара, стояла начатая бутылка водки с двумя гранеными стаканами и была какая-то закуска. Пришлось невнятно извиниться за вторжение и, не сказав больше ничего другу, быстро закрыть дверь.

Возвратился в свою кабину и отдал милому соседу Ивану Митрофанову мою продовольственную карточку, полученную в институте, оставив при себе такую же карточку, выданную на заводе. Иван поблагодарил меня. Я чувствовал, что он не одобряет мое скоропалительное решение об уходе в армию, но не говорит мне об этом. Одевшись, надел рюкзак с вещами за спину и покинул свою дорогую кабину, попросив Ивана не ходить со мной до дверей общежития. В кабине же мы тепло попрощались друг с другом, надеясь встретиться вновь. (Так все и случилось: встретились в декабре 1948 года на Сталинградском металлургическом заводе «Красный Октябрь», где он тогда работал начальником смены на прокатном стане 325 и куда я прибыл на преддипломную практику.)

По дороге постучал в дверь кабины Жени Майонова, но его там уже не было. Спустился в столовую, поужинал там в буфете и захватил оттуда с собой кое-что на завтрак на следующий день, отоварив последний раз частично свою заводскую продовольственную карточку.

Скоро внутри здания пришел к проходной Дома коммуны – к вахтеру, отдал ключ от теперь уже бывшей моей кабины и пропуск в дом администратору и покинул наше общежитие. Сел в трамвай маршрута номер 26 и отправился на нем с вещами в свою «казарму» – в здание Московского горного института.

И никто меня не проводил в неведомый путь. Я ушел в армию и на войну совсем не замеченным родными и близкими, да, пожалуй, и большинством друзей. Никто при этом не выпил со мной хотя бы рюмочку водки или стакан пива.

И никто не спел для меня и вместе со мной в одной компании дома или на улице, как это обычно бывало в таких случаях в моей родной деревне, старинную и очень грустную солдатскую – рекрутскую песню на чувашском языке. Все произошло незаметно и буднично. А может быть, это и явилось одной из причин того, что я вернулся с войны живым?..

…Стемнело. Было примерно 19 часов. С рюкзаком с вещами за спиной я предъявил на входе в Московский горный институт вооруженным револьверами дежурным в гражданской одежде свое удостоверение добровольца и вошел в хорошо знакомое мне здание, в котором раньше часто бывал по разным причинам. В частности, сюда мы ходили, чтобы проходить лабораторные занятия по сопротивлению материалов во время учебы на втором курсе в своем институте, расположенном рядом. Расспросил у дежурных, где расквартированы мои рота и взвод, после чего на третьем этаже нашел небольшую аудиторию, отведенную для моего отделения. Все столы и парты были вынесены из нее в коридор, а из мебели находились лишь около пятнадцати стульев. На полу вдоль стен лежали вещевые сумки и рюкзаки бойцов, пришедших раньше меня, из которых одни сидели на стульях, а другие лежали в нижней одежде на полу, застеленном газетой или другой бумагой. Кто-то ужинал захваченной с собой пищей.