Юрий Владимиров - Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942

Командир батареи Сахаров приказал установить обе пушки и пулемет на боевые позиции в овраге, находящемся от леса на расстоянии примерно 200 метров. Он ожидал, что вот-вот вражеские самолеты опять начнут налет.

Не успели мы выполнить приказ командира, как самолеты немедленно появились, но спокойно пролетели дальше над нами на восток, так как, вероятно, разыскивали на земле более серьезные цели, чем мы. Танки и автомашины, замаскированные накануне в лесу, они, видимо, не заметили. При возвращении этих самолетов назад мы обстреливать их не стали.

Лишь к вечеру появилась полевая кухня, предоставившая нам, как это уже не раз бывало, и обед и ужин одновременно. После того как трапеза была завершена, я, Вася Трещатов, Виктор Левин и еще ряд товарищей отправились в освобожденный от немцев лес, чтобы там найти чистую воду, помыть ею котелки после еды и сделать мелкие постирушки.

Предварительно пришлось возле лесной опушки пересечь ряды брошенных немцами окопов, внутри и снаружи которых уже бродили несколько любопытствовавших танкистов и пехотинцев. Воду мы быстро нашли, сделали с нею то, что хотели, и на обратном пути тоже подошли к тем окопам. И здесь мы, как и другие лица, обратили внимание прежде всего на обрывки добротных и красивых упаковочных материалов и остатки заключенных в них продуктов, которыми питались немецкие солдаты и офицеры. Это были, к большому удивлению всех, в основном мясные и рыбные консервы (включая великолепные шпроты из Португалии в овальной металлической банке высотой около трех сантиметров), различные колбасы, окорока и сосиски, сливочное масло, белый хлеб, шоколад, печенье, торты, пирожные, джемы и варенье, кофе, какао и прочие деликатесы, о которых мы у себя, постоянно голодные, и мечтать не могли. Один из присутствовавших, пожилой военный, тогда заявил, что у немцев, долго готовившихся к войне, белый хлеб может быть даже выпечки 1928 года и что он мог храниться в нормальном состоянии плотно упакованным вплоть до наших дней.

Обнаружили мы еще и остатки сигарет (кстати, я раньше их в своей жизни вообще не видел), пузырьки из-под одеколонов, оригинальные, но уже опустошенные владельцами бутылки рома, коньяка, сухих вин и других напитков, а также разбитую большую стеклянную кружку для пива. Все увиденное потрясло многих.

Кроме того, увидели, как лежат вокруг в виде отдельных страниц, а также целыми различные немецкие газеты и богато иллюстрированные журналы с четкими черно-белыми фотографиями и графическими рисунками. Из этих рисунков наиболее поразительными были карикатуры. На них очень непохоже и уродливо были изображены И. В. Сталин с огромными усами, У. Черчилль с сигарой во рту, Ф. Рузвельт в инвалидном кресле, американские капиталисты, красноармейцы в буденовках, «жиды-комиссары» с длинными острыми носами и другие. Все страницы изданий были напечатаны на хорошей плотной бумаге, которая, к великому сожалению многих курящих бойцов, оказалась непригодной для свертывания из нее цигарок с махоркой.

Я стал брать в руки, листать и рассматривать подобранные в окопах и возле них отдельные страницы и целые немецкие газеты и журналы и, вытащив из нагрудного кармана гимнастерки свой маленький немецко-русский словарь, начал с его помощью сразу же на месте читать для себя и для окружавших меня лиц по-русски то, что было написано в заголовках и под иллюстрациями этих изданий. Некоторые из любопытствовавших подносили мне дополнительно отдельные страницы и обрывки газет и журналов и просили лично для себя перевести на русский язык заинтересовавшие их тексты.

К моему большому удивлению, среди таких лиц оказался и… пожилой комиссар мотострелкового батальона нашей танковой бригады, носивший две «шпалы» на петлицах своей гимнастерки и который в марте в поселке Решетиха напутствовал личный состав зенитной батареи. Рядом с ним находился лейтенант-танкист, командовавший танковым взводом. Они тоже оба просили об услуге. Я с удовольствием удовлетворял их просьбы, а также просьбы некоторых других присутствовавших лиц. Однако к собравшейся толпе стало присоединяться все больше и больше людей. Поэтому батальонный комиссар приказал всем немедленно разойтись, и толпа постепенно рассеялась. При этом он меня по-доброму предупредил, чтобы я больше «не занимался чтением вражеской литературы» и не привлекал к нему товарищей, а иначе – могут возникнуть «большие неприятности». Сказал также, чтобы я молчал обо всем происшедшем.

Вечером почти все стихло. Перед отходом ко сну старшина Ермаков выдал всем из грузовика с закрытым кузовом дополнительные порции продуктов для питания сухим пайком. Но это были примерно те же самые продукты, которые мы получили раньше.

19 мая погода выдалась солнечной и жаркой. Нас разбудили, как всегда, очень рано, и позавтракать пришлось в очень быстром темпе кашей и чаем из полевой кухни.

Первый орудийный расчет, к которому я относился, лейтенант Кирпичев определил на сегодня быть запасным и вспомогательным, а работать на пушке назначил второй расчет. Меня же лично он послал на помощь пулеметному расчету на грузовике ЗИС: в распоряжение наводчика старшего сержанта Чижа, с которым я, как и почти со всеми товарищами в нашем взводе, был в очень хороших отношениях. Я из своей грузовой автомашины перебрался без мешка с личными вещами, противогаза и винтовки на тот грузовик, на котором находился пулемет.

Пулеметный расчет, в составе которого кроме Чижа были, как я уже упоминал, любимец всей батареи мальчик Леня, принял меня радостно. При этом обычно малоразговорчивый и в то время, с моей точки зрения, уже пожилой украинец Чиж был очень сильно возбужден, так как ему хотелось со всеми поделиться большой радостью, что он и сделал в первую очередь со мной. Смешивая, как обычно, украинские и русские слова, он заявил, что сегодня, возможно, мы освободим от немцев его родную деревню, находящуюся совсем недалеко – в километрах пяти-шести от нашего места. Тогда он забежит в свою хату и обнимет жену, детей, родителей и близких. Я не мог придумать подходящие для данного случая добрые слова, так как имел какое-то смутное предчувствие, что сегодняшний день будет почему-то страшно неприятным.

После окончания завтрака батарея на грузовиках, снявшись с позиций недалеко от леса, освобожденного вчера от немцев, и оставив возле него полевую кухню, двинулась за танками своей бригады. К этому времени они вместе с другими войсковыми подразделениями добрались до реки Берестовая и форсировали ее на разных участках. На противоположном берегу Берестовой танки и пехота, немного не достигнув с юго-востока окраин большого села, за которым находится железная дорога, проходящая через Новомосковск, Красноград и Харьков, с ходу вступили в бой с немцами, подготовившими здесь крепкие оборонительные позиции. Мы слышали все усиливающийся шум того боя – непрерывный грохот выстрелов из разного оружия и рвавшихся снарядов и мин.