Петр Боград - От Заполярья до Венгрии. Записки двадцатичетырехлетнего подполковника. 1941-1945

Более 20 суток добирались мы до Вологды. Это вполне объяснимо: в первую очередь проходили эшелоны с войсками, боевой техникой и боеприпасами, а затем все остальные. По нескольку суток стояли мы на маленьких разъездах, и, если бы не девчонки, медсестры эшелона, мы бы умерли с голода, они нам иногда приносили похлебку из их скудного пайка. Жаль, не помню ни их имен, ни фамилий.

Несколько суток ожидали мы попутные эшелоны на Тихвин, куда мы имели назначение. И только в конце декабря нам удалось попасть в эшелон военно-почтовой базы, с которым мы доехали до станции Бабаево. Наше знакомство с девчонками из ВПБ потом стало причиной того, что не все письма до нас доходили, так как некоторые они припрятывали для удобного случая. Так, извещение в 1943 году, в январе месяце, о том, что нашлись мои родители, я получил раньше, чем письмо от них самих, то есть по военным линиям связи. Задачей ВПБ была проверка содержания писем с фронта и с тыла. Всё находилось под неослабным оком НКВД.

Со станции Бабаево, где нас экипировали зимней одеждой и питанием, в связи с боями в районе Тихвина мы отправились пешком по зимнику (то есть по дороге, работающей только зимой, так как она была проложена через леса и болота).

Прошло более пятидесяти лет, но я до сих пор не могу забыть этот маршрут. Во-первых, населенные пункты со староверами жили добротно, чисто, но хозяева нас в дома не пускали, приходилось ночевать в лесу у костра, а маршрут был более 230 километров. А там, где были маленькие населенные пункты лесорубов, дома были сделаны по-черному. Сруб, полуоткрытая крыша. В доме вместо печки все время горел небольшой костер и вдоль стен вокруг костра – нары. Так жили семьи, оставленные лесорубами, ушедшими на фронт. Еды, кроме даров леса (ягоды, грибы разные – соленые, сушеные), а также замороженной дичи, – никакой. Ни одного кусочка хлеба и очень-очень мало соли. Пришлось раздать почти весь свой паек, до того было жалко малышей, закутанных в тряпье.

Более шести суток длился этот переход, и, наконец, 30 декабря мы прибыли в населенный пункт Оять, что в 40 километрах от линии фронта. Этот день нам дали отдохнуть после тяжелого перехода, по снегу пешком, глубина снежного покрова – 30–40, иногда и более 50 сантиметров. 31 декабря прибыли представители отдела кадров 7-й армии. Оказалось, что вместо Волховского фронта нас переназначили в 7-ю армию, которая прикрывала петрозаводское направление на реке Свирь между Онежским и Ладожским озерами и Дорогу жизни по Ладоге. Я получил назначение на должность командира батальона в 21-ю Пермскую стрелковую дивизию. Скажу честно, меня это не обрадовало, ведь я был лейтенантом, успел лишь неделю покомандовать ротой в бою. Я хотел на первых порах побыть заместителем командира батальона. Но кадровики сказали: «Поедешь завтра в дивизию, представишься командиру, и он решит».

Новый год я впервые в жизни (до этого как-то не принято было это отмечать) встретил в Ояте. Пришли молодые врачихи из хирургического госпиталя, принесли спирт. Мы сложили свои пайки и только сели за стол, как забежал начальник госпиталя, вылил спирт на пол, забрал своих врачих, но молодость взяла свое, и без спирта и девчонок мы повеселились и уснули богатырским сном.

Рано утром на санях, запряженных дохлыми лошадками, прибыл офицер связи из 21-й дивизии, и мы отправились на командный пункт дивизии. Оказалось, что в эту дивизию назначение получил только я один, – повезло. К вечеру мы прибыли на КП дивизии. Меня определили в оперативное отделение, где я должен был ждать до утра 2 января 1942 года прибытия командира и комиссара дивизии, которые на ночь уехали в тыл в баню. Война войной, а мыться надо.

В оперативном отделении меня окружили офицеры, проявившие ко мне, как к «бывалому» фронтовику, большой интерес. 21-я дивизия лишь в конце ноября 1941 года прибыла с Дальнего Востока из города Спасск в Приморье. С ходу вступила в бой. Дивизия была укомплектована кадровым составом – ни одного запасника, – причем имела в своем составе более 15 тысяч человек, в том числе три стрелковых полка (94, 116 и 326-й), два артиллерийских полка (пушечный и гаубичный), зенитный полк, танковый батальон, саперный батальон, батальон связи, автомобильный батальон и целый ряд специальных подразделений, в том числе разведывательный батальон [9].

Удар дивизии был до того неожиданным, что финны буквально бежали за реку Свирь. Дальше продвинуться дивизия не смогла, так как вела бой на широком фронте, более 15 километров в условиях бездорожья лесисто-болотистой местности. К моменту моего прибытия в дивизию уже неделю она стояла в обороне. Меня встретил начальник оперативного отделения дивизии подполковник Иван Зорин, в последующем командир 94-го стрелкового полка, а затем и начальник штаба дивизии.

Рано утром 2 января меня представили командиру дивизии и комиссару. Командир – полковник Петр Виссарионович Гнидин [10], комиссар – бригадный комиссар Д. П. Семенов [11]. Была очень длительная и содержательная беседа. Они в подробностях интересовались началом войны за западе, первыми боевыми действиями. Я, в меру своей осведомленности, рассказывал. Видимо, мой рассказ им понравился. Здесь же командир предложил мне принять стрелковый батальон в 94-й стрелковом полку.

Я убедительно попросил дать мне возможность вначале стать заместителем командира, войти в обстановку, освоиться, а потом, если буду достоин, назначить на батальон. Комиссару дивизии моя просьба понравилась, и меня отправили в этот же день заместителем командира 1-го стрелкового батальона 94-го стрелкового полка. Командиром полка был майор Сопенко [12](впоследствии генерал-майор). Комиссар – старший батальонный комиссар Емельянов, начальник штаба полка – майор Антонов (в 1947 году случайно встретил в Военной академии имени Фрунзе в чине полковника), заместитель начальника штаба полка – капитан Коля Жаренов (служили вместе до конца 1943 года. После войны генерал-майор Николай Гаврилович Жаренов – командир воздушно-десантной дивизии, впоследствии начальник Уссурийского суворовского училища, уволился в 1968 году. Жил в городе Житомире, умер в 1986 году, накануне Дня Победы).

Первым, кто меня встретил в полку, оказался Коля Жаренов, а также начальник разведки полка капитан Ахмадеев (башкир по национальности). Полк занимал оборону на фронте шириной 15 километров, имел все три батальона в линию. 1-й батальон был на правом фланге на фронте четыре километра. Справа – непроходимое болото Куйдо, слева – озеро и заболоченный участок в направлении железнодорожной станции Януега.

Командиром батальона был майор Лопухин, комиссаром – старший политрук Костенко, начальником штаба капитан Винокуров, страшно заросший бородой. Буквально через неделю майор Лопухин убыл к новому месту службы, и вместо него был назначен старший лейтенант Мусабиров, которого я звал «великий святой татарского народа», а он меня тоже «великим» – еврейского народа. Воевали мы с ним дружно. Мусабиров, уже будучи в должности заместителя командира полка в соседней дивизии, погиб в ходе наступления на Петрозаводск.