Уильям Манчестер - Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии

К сентябрю 1952 года основные условия будущего договора были согласованы.

Братья и сестры Альфрида, а также его племянник Арнольд (сын погибшего Клауса) должны были получить по 10 миллионов марок (2,5 миллиона долларов) в виде компенсации за дивиденды от предприятий в Дюссельдорфе и Хамме, совладельцами которых они являлись. Дети Берты (кроме самого Альфрида) получали долю в доходах небольшого сельхозпредприятия близ бельгийской границы, где когда-то потерпел фиаско Густав. Капитал Харальда был депонирован до его возвращения из русского плена. Согласно законам, выработанным союзными оккупационными властями, все угольные и стальные компании в Германии выводились из-под контроля Круппа. Сам он мог заниматься своими автомобильными, локомотивными и судостроительными предприятиями. За потерянные заводы и дивиденды ему полагалась компенсация в 70 миллионов долларов.

Это решение вызвало за границей не меньший резонанс, чем пересмотр дела Круппа. Министр иностранных дел Англии Иден в палате общин вынужден был отвечать на множество неприятных вопросов и запросов. Он возложил вину на лейбористское правительство, которому, по его словам, принадлежала идея компенсации. Иден заявил, что законы союзников предусматривают не конфискацию имущества, а штрафные санкции. Министр также заверил, что правительство ставит целью не допустить того, чтобы Крупп тем или иным способом снова вложил деньги за проданное имущество в угольную и стальную индустрию. Крупп не отвечал на это прямо, но велел своему представителю Хардаху сделать заявление, что такое решение союзников «нарушает немецкую конституцию, элементарные права человека и свободу торговли». В Англии это заявление снова вызвало шум. В «Дейли миррор» появилась полемическая статья Дж. Камерона «Шавки войны воют о справедливости». В палате общин Дэвис заявил, что компенсация, да еще в таких размерах, семье, которая всячески содействовала Гитлеру, «вызывает оторопь». «Если Крупп был обвинен в применении рабского труда и в грабежах, то разве не лучше было бы вернуть часть этих сумм пострадавшим?» – восклицал Дэвис.

Пустой вопрос. У некоторых из потерпевших тоже были юристы, но, к сожалению для них, они не годились для целей «холодной войны». Зато для этих целей можно было использовать индустрию Круппов и германское общественное мнение, и дело кончилось тем, что после четырехмесячных проволочек договор о фирме Круппов обрел окончательную форму. Круппу воспрещалось производить сталь и сплавы, «за исключением небольших количеств для нужд предприятий, находящихся в собственности Альфрида Круппа»; однако, согласно листу дефиниций, производство его лучшей стали марки «видиа» – «как алмаз» – не считалось частью стальной индустрии. Угольные шахты Круппа в Бохуме передавались акционерным обществам, которые могли, на известных условиях, продать их иностранным собственникам. Основная часть стальных заводов, шахт и рудников передавалась под управление АО «Хюттен унд Бергверке Рейнхаузен». Капитал этой компании составлял в то время свыше 20 миллионов долларов, а ее владельцами являлись немцы: экс-канцлер Ганс Лютер, Герберт Любовски, а также Карл Гец, банкир без нацистского прошлого. Они имели право продажи акций «независимым лицам» в течение пяти лет; покупателями не могли быть Крупп, члены его семьи и «лица, действующие от их имени». Сотрудники фирмы Круппа имели право работать на этих так называемых «отчужденных предприятиях» и могли приобрести не более 10 процентов акций этой компании.

Альфрид и после этого оставался мультимиллионером. Он имел право получать 25 процентов с бывших угольных шахт, в то время 2 324 000 долларов. И после «децентрализации» фирмы его состояние оценивалось в 140 миллионов долларов. Конечно, это был уже не тот сказочно богатый магнат, каким он был во времена Третьего рейха. Казалось, после подписания соглашения 4 марта для него не было способа вернуть былую экономическую мощь династии.

Но вопрос не такой простой. От собственных журналистов немецкая публика узнала то, что ускользнуло от внимания зарубежных корреспондентов: «Подписанное соглашение не содержит никаких обязательств воздерживаться от производства оружия в будущем». Это странное упущение породило много догадок об истинных мотивах партнеров Круппа по переговорам. Другой лазейкой было, по сути, вышеприведенное добавление о производстве «видиа», то есть если прочесть это буквально и в целом, то получалось, что Крупп, даже не имея сырья, может производить столько стали, сколько ему нужно; просто он должен покупать болванки у других фабрикантов и поручать умным юристам составление контрактов. Конечно, это была бы увертка. Но ведь любой человек, если его самого обзывают «военной шавкой», а с его сотрудниками «обращаются как с неграми», едва ли упустит случай надуть своего обидчика. А Альфрид всегда был мастером уверток и маневров. Он понимал, что союзники сейчас не принесут ему большого вреда, и был уверен в одобрении со стороны немцев, а потому мог трактовать Мелемский договор так, как считал нужным. Не существовало юридических норм, прямо предписывающих продажу конкретных предприятий с аукциона, а иностранцам они могли быть проданы только по «приемлемой для обеих сторон цене».

Между тем статус боннского государства становился все более независимым. В немецких газетах появлялись материалы с резкой критикой Мелемского соглашения. Один из юристов Круппа, участник переговоров, назвал это соглашение «клочком бумаги», а другой заявил, что «вынужденное обещание не есть обещание». В Руре уже действовала не прежняя международная администрация, а администрация Европейского объединения угля и стали. Канцлер в связи с этим сложил с себя прямую ответственность за выполнение подобных соглашений. Верховным комиссарам оставалось только требовать «железных» личных гарантий от самого Круппа. Они объявили канцлеру, что сдержать данное слово – личный моральный долг Альфрида. Сам он заявлял в то время в различных интервью, что намерен выполнять свои обязательства. Однако находились скептики. Один из его собеседников Ян Кэльвин отметил после разговора, что, по словам Круппа, «в документе есть статья о том, что он может быть пересмотрен с согласия союзников». Он сам видел в этом, как теперь известно, возможность обращаться с заявлениями о расширении прав хоть каждый день. В то время смысла этого намека не поняли. Журналист Янг из агентства Рейтер считал, что верховные комиссары «искренне верили» Альфриду. Мягко сказано. Фактически они пошли на устное соглашение. Это может показаться невероятным, но 4 марта Альфрид даже не присутствовал в Мелеме. Он был со своей новой женой на одном из швейцарских курортов, предоставив подписание договора кому-то из своих помощников.