Уильям Манчестер - Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии

Макиавелли сказал о Карле VIII, что в 1494–1495 годах он «захватил Италию с куском мела в руке», имея в виду, что приходилось лишь очерчивать на карте укрепление, а железные пушечные ядра уничтожали его. За шестнадцать месяцев Карл шестьдесят раз успешно осуществил осаду. Летом 1870 года канониры Вильгельма решили исход менее чем за месяц. 6 августа французы были выстроены двумя главными отрядами, Макмакона в Эльзасе и императора Луи Наполеона в Лотарингии. Луи Наполеон разделил их на две части по обе стороны хребта в Вогезах, и с учетом сложившейся военной практики его едва ли следует подвергать за это критике. Но он не учитывал новое оружие. Даже в тот момент, когда правое крыло отступало от Верта, левое теряло высоты на расстоянии сорока миль к северо-западу, в Сааре. В течение двадцати четырех часов французская мечта превратилась в кошмар. Макмакон покинул Эльзас, а Луи Наполеон отступил в громадную крепость Мец. После трех жестоких битв Мольтке перебросил улан через единственную дорогу на Верден и окружил Мец. В последний момент Луи Наполеону удалось галопом бежать на юг к Макмакону, которого он неистово побуждал прорвать ряды немцев и освободить крепость. Последствием стала катастрофа. В четверг, 1 сентября, обессилевшее правое крыло столкнулось с воодушевленным корпусом короля Вильгельма в семи милях от бельгийской границы в Седане, небольшой старой крепости на реке Мез с оборонительными сооружениями XVII века. Для Макмакона неровная возвышенная поверхность к северу от города была «прекрасной позицией», но ветеран Верта генерал Дюкро знал о том, что надвигается. Сгорбившись под прикрытием огня из лагеря красно-синих тюрбанов зуавского полка, он увидел мрачную правду: «Мы попали в ночной горшок и останемся в нем до самой смерти». «Ночной горшок» – это точно характеризовало их положение, а смерть, которой предстояло на них обрушиться, исходила от крупповской стали.

Бой начался перед рассветом. Хотя Мольтке собирался подождать, когда оба его крыла сомкнутся вокруг противника, 1-й баварский корпус ждать не хотел и рвался в бой, и в четыре часа утра его солдаты в густом и холодном тумане форсировали Мез. Французы в панике забаррикадировались в каменных домах города, которые были быстро стерты с лица земли артиллерийским огнем. Когда утренняя заря осветила долину, шестнадцать крупповских батарей, блестяще дислоцированных выше на склонах и недосягаемых для французских орудий, уничтожили всю дивизию зуавов, включая командующего и начальника штаба. Макмакона ранило осколком снаряда; его перенесли в крохотную крепость и уложили на подстилку, а он передал командование Дюкро. В восемь часов утра человек, который видел приближение неизбежного конца, приказал прорываться на запад. Генерал Эммануэль Вимфен стал оспаривать это решение, отказался повиноваться и говорил о том, чтобы «спихнуть баварцев в Рейн». На выстраданные аргументы Дюкро он невозмутимо заявил: «Нам нужна победа». Дюкро ответил: «Мой генерал, вам очень повезет, если сегодня вечером вы сможете унести ноги!» Он не преувеличивал; с каждой минутой до ужаса точный артиллерийский огонь становился все более мощным, а в середине утра Мольтке перебросил свои колонны через дорогу Седан – Мезьер, отрезав последний возможный путь к спасению. Солнце рассеяло утреннюю дымку. День был прекрасный. Цитирую профессора Майкла Говарда: «Штаб нашел для короля удобный наблюдательный пункт, из которого открывалась такая панорама битвы, какой никогда больше не удавалось увидеть ни одному командующему армией в Западной Европе. В просветах между деревьями на поросших лесом холмах над Френуа, к югу от Меза, собралось созвездие одетых в форму знаменитостей, больше подходившее для оперного театра или скакового круга, нежели для решающей битвы, которой предстояло определить судьбы Европы и, возможно, всего мира. Там был сам король; там наблюдали за битвой Мольтке, Роон и их штабные офицеры. Также наблюдали за ней Бисмарк, Хатцфельд и официальные лица из министерства иностранных дел… Там была целая толпа князьков, которые видели, как с каждым часом убывали остатки их независимости, когда прусские, саксонские и баварские орудия уничтожали французскую армию вокруг Седана».

Всего у пруссаков и их германских союзников было пятьсот крупповских пушек. Подняв подзорную трубу, чтобы обозреть плоды работы Эссена, Вильгельм увидел редкое зрелище – целые мили разбросанных красных штанов под длинным рядом орудий 2-го баварского корпуса, а далее за их сверкающими стволами зеленые гряды Арденнских гор. К полудню Вимфен понял, что день проигран. Тогда он попытался осуществить прорыв, но даже не мог собрать достаточно войск для этой попытки, а в час дня послал в Седан за Луи Наполеоном. Император приехать отказался. Не потому, что он боялся. Наоборот, он вскочил на коня и безрассудно поскакал сквозь ураган шрапнели, предпочитая смерть на поле боя позору капитуляции. Но было ясно, что кому-то надо сдать шпагу. К двум часам немцы начали очищать территорию от противника. К трем часам оставшаяся без командиров французская пехота спряталась в лесах. Как последнюю, отчаянную меру Дюкро попытался использовать императорскую кавалерию, чтобы прорубить в немецкой волне брешь на запад. Командир кавалеристов поднял саблю – и тут же упал с залитым кровью лицом. Два адъютанта сквозь эскадроны протащили его обратно. Увидев его, кавалеристы зло закричали: «Отомстим!» Они храбро вновь и вновь вскакивали на лошадей до тех пор, пока последний из них не упал в лужу их собственной крови рядом с трупами убитых лошадей.

«Никогда ранее, – писал Говард, – орудийный огонь не применялся в войне с такой точностью». Удивленный король наблюдал за мерцающими кольцами огня от снарядов, когда они окружали каждое укрепление и косили оборонявшихся. Но смерть презрительно отвергла Луи Наполеона. Снаряды поглощали его кавалерию, пехоту, штабистов и помощников, но рядом с ним не упал ни один осколок, и он вернулся в Седан невредимым. С наступлением сумерек он отправил сержанта с белым вымпелом, чтобы спросить об условиях, и приказал вывесить белый флаг над самой крепостью. Увидев его, Мольтке послал прусского аристократа выяснить, что это означает. Офицер вернулся с письмом, которое можно назвать свидетельством о крещении Второго германского рейха:

«Поскольку я не смог умереть среди своих войск, я могу только вручить Вашему Величеству мою шпагу. Добрый брат Вашего Величества

Но ни император, ни его шпага не попали в руки Вильгельма. Прочитав письмо, король без слов передал его Бисмарку, который от его имени продиктовал ответ, предлагая «капитуляцию» и заключая: «Поручаю это генералу Мольтке».