Кристофер Хибберт - Крымская кампания 1854-1855 гг. Трагедия лорда Раглана

– Мне искренне жаль, но я не могу этого сделать.

Тыловой офицер искренне верил, что действительно не может этого сделать. Перед ним стояла сложная дилемма. Если он сейчас поможет этому доктору, кто поручится, что завтра не придут другие и не потребуют того же? У него на складе хранится строго учтенное небольшое количество печек. Возможно, на кораблях, которые пришли под разгрузку, пришли еще печки для армии; но суда приходили в Балаклаву без всякой системы, и никто не мог знать точно, что именно они везут. Возможно, потребуется несколько дней, чтобы добраться до контейнера с печками, который может лежать где-нибудь на дне трюма. Что в таком случае делать с остальным выгруженным имуществом? Ведь на складе нет для него места. И в конце концов, учетом и распределением прибывающего имущества занимается совсем другая служба.

Офицерами тыла двигала не тупость, как писали газеты, и не равнодушие, как уверяли фронтовики. Они сами считали, что поступают так, как того требует устав и интересы службы. Оказалось, что вся система снабжения построена так, что в условиях войны становилась недееспособной. И требовались не дни и даже не месяцы для того, чтобы усовершенствовать систему управления и снабжения в армии, которую оторвали от сладких грез о былом величии и бросили в действительность, в которой одного героизма было недостаточно.

А солдаты тем временем продолжали умирать, и с этим нужно было что-то делать.

«Необходимо что-то срочно предпринять, – писал Раглан в меморандуме на имя начальника тыловой службы армии генерала Филдера, – для того, чтобы организовать нормальное снабжение армии, иначе это приведет к самым худшим последствиям. Я получаю жалобы ежедневно. Необходимо устранить все бюрократические барьеры». Далее он привел рапорт офицера, который прибыл в Балаклаву за овощами и получил от тыловых офицеров отказ с комментариями, что они не могут удовлетворить запрос на количество менее 2 тонн [23].

«Я надеюсь, – продолжал Раглан, – что это неправда. Если же это соответствует действительности, то такой ответ – нонсенс, и мне хотелось бы знать, кто дал тыловым офицерам право так себя вести... Мне хотелось бы думать, что здесь имеет место редкий случай легкомыслия, тем не менее недопустимого в то время, когда необходимо мобилизовать все возможности для организации нормального снабжения войск».

Почти каждый день командующий получал жалобы и также ежедневно писал многочисленные указания, приказы, меморандумы, депеши, рекомендации, выговоры и инструкции. Кроме того, он взял на себя тяжкий труд лично извещать родителей всех погибших офицеров о смерти сыновей. Он разработал новый вариант медицинской повозки взамен нескольких, прибывших из Англии и оказавшихся слишком тяжелыми и ненадежными. Каждый документ, прибывавший в штаб, командующий изучал лично. Каждый документ, отправленный из штаба, он проверял тоже лично, а большинство таких документов писал сам. Многие вопросы, которыми должны были заниматься другие, ложились на плечи старого генерала. Он никому не позволял наводить порядок в своих бумагах. Многочисленные документы, казалось, были без всякой системы разбросаны на его рабочем столе, на кровати и даже на полу, но Раглан за несколько секунд мог найти нужную ему бумагу. Он поднимался в шесть часов утра и при свете свечи работал до восьми часов. После завтрака он проводил совещания с генерал-квартирмейстером, генерал-адъютантом, командующими инженерными войсками и артиллерией, начальником службы тыла и главным инспектором госпиталей. Выслушав доклады подчиненных, Раглан вновь возвращался за письменный стол и работал до обеда. Во второй половине дня он встречался с командирами дивизий и со всеми офицерами, желающими обратиться к нему. С этих встреч он возвращался один, реже в сопровождении двух адъютантов и конного ординарца и вновь работал с документами до восьми часов вечера. После ужина, который был чуть ли не единственной возможностью пообщаться с французскими союзниками и обменяться с ними мнениями, Раглан опять шел к себе в комнату и вновь работал над своими бумагами в молчании и одиночестве. Никто не знал, сколько времени он проводил по ночам за письменным столом. Но почти всегда за полночь, а иногда и в час, и в два часа ночи в комнате командующего горела свеча. И даже когда Раглан ложился спать, еще долго часовой слышал, как он переговаривается с генералом Эйри, комната которого была отделена от спальни командующего деревянной перегородкой. Командующий позволял себе нарушать строгий распорядок рабочего дня только по воскресеньям, когда он читал Библию и принимал у себя священника.

Он вникал в каждую мелочь армейского быта и глубоко переживал страдания, которые испытывали его подчиненные. Однажды он узнал, что жена капрала 23-го полка родила дочь и ютится с ней в землянке. Раглан приказал доктору навестить женщину и передать ей продукты из его собственных запасов. На следующий день он лично навестил молодую мать. День выдался настолько холодным, что офицерам, писавшим домой, казалось, что чернила замерзают на кончике пера. Ветер с воем бросал в лицо Раглана комья снега со льдом. Подъехав в лагерь легкой дивизии, Раглан обнаружил молодую женщину и ее мужа стоящими на коленях перед входом в их убогое жилище. Оставив им продукты и теплую одежду, на следующий день генерал отправил им утепленную палатку, которую получил в подарок от друзей из Англии.

Никто лучше командующего не был осведомлен о том, в каком опасном положении находилась армия, какие лишения и страдания испытывали ее солдаты. Но позже, когда в адрес Раглана посыпались обвинения в ее многочисленных бедах, никто, кроме его приближенных, не знал, как упорно он работал, пытаясь побороть их.

Задолго до высадки в Крыму он просил предоставить ему больше наземного транспорта, но эта просьба была проигнорирована. В день высадки он приказал генералу Эйри срочно запросить в Англии пресованное сено. 8 августа Раглан доложил герцогу Ньюкаслскому о том, что при существующем снабжении имуществом и продовольствием армия вряд ли сможет зимовать в Крыму. 12 октября он приказал генералу Филдеру создавать в Скутари запасы топлива. На все восторженные поздравления и призывы из Лондона Раглан отвечал сдержанно и осторожно. Но когда перед битвой за Балаклаву он письменно предупредил Лондон о том, какими суровыми бывают крымские зимы, получил в ответ письмо от герцога Ньюкаслского, в котором тот сообщал, что лорда «ввели в глубокое заблуждение». Герцог даже прислал книгу, где было написано, что крымский климат, вне всякого сомнения, относится к самым мягким и благоприятным на земле. В первых числах ноября, когда еще было неизвестно, кто победит при Инкермане, Раглан отправил одного из офицеров на южный берег Черного моря для закупки древесины, из которой планировал построить дома для всей армии. В Лондоне обещали обеспечить армию сборными домами, но так и не сделали этого. В Синоп, Самсун и Трапезунд были отправлены суда для закупки досок.