Алексей Мясников - Московские тюрьмы

«Пьянствовал» — откуда взято? Из рапорта участкового Н. Л. Азаренко. Однако заключения нарколога в деле нет, жена не подтверждает и внешне Лукьянов не похож на пьяницу. Почему верят на слово участковому, а не верят жене? Какая мать доверит малолетних детей мужу-пьянице? Лукьянов — донор, регулярно сдавал кровь. У пьяниц, как известно, донорскую кровь не берут. Кстати, кровь он сдавал ежемесячно, платили 27 рублей — тоже не паразитические деньги.

На суде было два свидетеля: жена Лукьянова и участковый, жена отрицает все пункты обвинения, приговор сфабрикован только по показаниям участкового. Тем не менее, пишут: «Допросив свидетелей, суд считает виновность подсудимого доказанной». Нарочно создается впечатление, будто доказательства обвинения получены не от одного свидетеля. О том, что свидетелем выступает участковый, скромно умалчивается. И ведь формально не подкопаешься. Допросили свидетелей? Да, допросили. Жена отрицает обвинение? Ну и что? Приговор не утверждает, что доказательства вины получены от жены Лукьянова. А в контексте смысл фразы таков, что и от нее тоже. Казуистика придает внешнюю убедительность приговору.

Тенденциозность в каждой строке. Отмечено, например, что не работал с 11 июня, но не говорится, когда трудоустроился. Неудобно признавать, что осудили за тунеядство человека, который почти месяц работает. Не приняты во внимание шабашка, несовершеннолетние дети, хозяйство, донорство, сберкнижка трудовых накоплений Лукьянова — нелепо выглядело бы обвинение в паразитизме занятого человека, живущего на свои заработанные деньги. Приговор акцентирует то, что Лукьянов якобы «длительное время не работал». А шабашка, дети, дом — не работа? Лукьянов несколько месяцев не числился в штате предприятия, на государственной службе — вот что имеет в виду приговор, лукаво подменяя понятие «работа» службой на государственном предприятии. Фактически обвинили не за то, что он «длительное время не работал», а за то, что работал на себя, а не на государство. За это его осудили, приговор, которым власть разоблачает себя, свою хищную суть: не работает на государство, значит, не работает на нас, кто на нас не работает, тот преступник. Логика рабовладельца и паразита. У них одна цель: заставить работать на себя. Вот для чего фабрикуются приговоры, разбиваются семьи, унижается человеческое достоинство, уродуется, отнимается жизнь. Вот для чего срока на всю катушку. Ведь год лишения свободы — это максимальное наказание. Часть 1 статьи 203 предусматривает до года или исправительные работы. Но я не встречал меньше года и не слышал, чтобы давали исправработы. Может, случается, но если не за понюх Лукьянову год, то не представляю кому. Сплошь и рядом в камерах по этой статье — год, год, ни месяцем меньше. По андроповскому указу 1982 года по части первой уже два года, по второй — все четыре. Растет аппетит госаппарата. Множатся жертвы коммунистического порабощения. Никакой закон, никакой адвокат их не защитит. Не защитит, пока не встретит поддержки в сопротивлении произволу. Надо бороться всеми способами. И, прежде всего, правовым: максимально использовать защитную силу закона, по которому тебя неправомерно карают. Для того и нужна кассатка — инструмент разоблачения. Кассатка — форма протеста. Нельзя молчать. Нельзя упускать возможности бросить сфабрикованный приговор в бесстыдную морду псов произвола. Быстрее подавятся.

Другой пример без вины виноватого — цыган. Приехали с семьей за покупками в Москву. Дали кому-то в лапу — купили со служебного хода магазина три ковра. (Тогда ковры были сравнительно дешевы, но крайне дефицитны.) Вечером сидят на городском аэровокзале, ждут автобус на самолет. За полчаса до автобуса милиционер приглашает цыгана в специальную комнату — проверка документов. Цыган выкладывает паспорт, авиабилеты, просит не задерживать на автобус.

— Откуда ковры?

— Купил.

— Где?

— С рук.

— У кого?

Цыган вертится. Сказать у кого — подведет людей, а ковры отберут. Не сказать — начнут выяснять, на самолет опоздаешь.

— А что такого? Что я сделал?

— Зачем тебе три ковра?

— Два себе, один брату.

— Знаю — спекуляция!

Чрез 10 минут автобус. Цыган не вчера родился, сообразил, что и к чему: надо дать служивому, уж больно настойчиво просит. Вкладывает в паспорт 100 рублей и на стол. «Ладно, забирай документы, — меняет тональность милиционер и протягивает руку к паспорту, — Считай, что тебе повезло — не все такие добрые, как я». В это время заходит некто в штатском. А паспорт со сторублевкой у милиционера в руке. «Что у него?» — между прочим спрашивает штатский. — «Ковры, подозрение в спекуляции, — надменно отвечает милиционер и вдруг свирепеет. — А это что?!» Показывает на купюру в паспорте. Цыгану бы повалять дурака, мол, просто держит деньги в паспорте. Но считанные минуты до автобуса. Несколько раз заглядывала цыганка с цыганятами, и в отчаянии он делает роковую ошибку: просит обоих, милиционера и штатского, взять деньги, если мало — еще добавит, только отпустить. Многозначительный обмен взглядами: «Взятка!» Друг при друге они не берут, к тому же «штатский» оказался начальником. Пропали билеты — улетела цыганская семья, и хотя ковры не конфисковали, цыгана посадили за «покушение» дать должностным лицам взятку. Три года.

Но почему суд не учел, что цыгана вынудили к этому, что задержали безосновательно? Ведь закон освобождает от ответственности по 174 статье людей, у которых вымогают деньги. Поскольку ковры не забрали, повода для задержания не было. Значит, превышение власти с целью вымогательства. Кого же надо судить? — Как две капли другой приговор, тоже с коврами. Племянник с дядей на перроне одного из московских вокзалов спешат с багажом к вагону. Останавливает милиционер: «Откуда ковры? Зачем столько?» Обоих в привокзальный участок. Пожилого дядю выпустили. А племянник, малый лет 30, — вот он, в этой камере: два с половиной года за четыре ковра на собственные, заработанные деньги — незаконное приобретение товара с целью спекуляции». «Незаконное?» Где доказательства? Наверняка, конечно, переплатили продавцу, брали из-под прилавка, но кто это установил? Говорят, с рук — кто доказал обратное? А если нет доказательств, то взятки гладки, — с рук покупать не преступление. «С целью спекуляции?» Где доказательства? Кто это показывает? Почему две семьи не могут приобрести для себя четыре ковра? Обвинение в спекуляции основано только на «внутреннем убеждении» милиционера, следователя и судьи, курам на смех. Если они не стесняются выносить подобные приговоры, значит, абсолютно уверены в своей безнаказанности, в том, что никто приговор рассматривать не будет, поэтому никакие жалобы не помогут. Что делают адвокаты? За что им деньги платят?