Алексей Мясников - Московские тюрьмы
- Название:Московские тюрьмы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Издательство «БПП»
- Год:2010
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Алексей Мясников - Московские тюрьмы краткое содержание
Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.
Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.
Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это первая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…
Есть четыре режима существования:
общий, усиленный, строгий, особый.
Общий обычно называют лютым.
Московские тюрьмы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Как я понял, самое трудное в этой операции — закрыть выпотрошенную сумочку. Оставить открытой — быстро заметят, закрыть — проблема. Гомонок уже в кармане, скорей бы к выходу, вор боится пальцем шевельнуть, а тут надо снова делать рискованное движение, да так, чтобы, дай бог, сумочка не щелкнула. В такой момент чаще попадаются — здесь нужно большое искусство. Вершина же его состоит в том, чтобы не просто закрыть сумочку, а лишь после того, как пустой кошелек вернется на прежнее место. Тогда безопасность и успех гарантированы, можно, не вылезая, с первой добычей приниматься за вторую. «И Машка не зачешется», что означает, что облапошенные граждане долго еще не спохватятся. Городской карманник вид держит интеллигентный, сразу не подумаешь. Подсадить даму в автобусе, подать руку на выходе, уступить место — набор галантных приемов, открытый доверительный взгляд тщательно отрепетированы. И когда дама наполняется благодарностью, в этот момент опорожняется ее карман или сумочка. Одно прибывает, другое убывает — и тут закон сохранения материи. Частый гость карманник в очередях, у касс, особенно когда дают что-то солидное, скажем, мебель, ковры, шубы. Из рассказов Вити я вынес впечатление, что в их мире в последнее время борьба за существование ожесточилась. Нет теперь строгой специализации по районам промысла и воровскому профилю. Карманник теперь может и «хату на уши поставить», т. е. обчистить квартиру, а «домушник» нередко лезет в карман. Где что могут. В то же время я слышал, что щипачи принципиально против «мокрых» дел, т. е. ради наживы не убивают. Так ли это?
— Всякие бывают обстоятельства, — уклончиво признает Витя.
Три-четыре раза в день варили они с Арбатовым в алюминиевой кружке чай. Как они его доставали, не знаю: но догадаться несложно — покупали или обменивали на что-то у надзирателей. Тогда я не интересовался чайной проблемой, но сейчас с уверенностью могу сказать, что 200 грамм по вольной цене не более двух рублей стоит здесь никак не меньше пяти, а скорее 10–15 рублей. Значит у ребят водились деньги. При шмоне (обыске) чай изымают, однако серьезного шмона в камере при мне не было, мешочек с чаем благополучно хранился в «телевизоре».
Чаепитие обставляется со всей предосторожностью. Один заслоняет глазок, другой засыпает чай в кружку с холодной водой — горячей в камерах не бывает. Скатывают из газет несколько длинных трубок-факелов, и вот уже держат под кружкой огонь. Летит хлопьями пепел, нагар обстукивается о края унитаза, ловким движением, не прерывая огня, зажигается новый факел, догоревший падает в унитаз. Так, пока не закипит. Оба, колдуя над унитазом, чутко прислушиваются. Если шаги, то все тушится, гремит, спускается в туалет вода, один прячет кружку и обмахивает полотенцем дым, другой, заслоняет глазок, делая вид, что мочится или застегивает ширинку. На окрик надзирателя «Отойди от двери!» еще раз спускает воду, мол чего орешь — к сортиру нельзя подойти? При мне их не ловили, впрочем, Витя — опытный человек, знает, когда контролеры меняются, когда выпускают на прогулку отдельные камеры, когда обедают — варили чай в эти, наиболее безопасные минуты. Чайная каша закипает, кружку накрывают — дают запариться, отстояться. Сливаются в унитаз последние огарки, подбираются черные хлопья с пола, свистит пропеллером полотенце, миг-другой — и никаких следов, лишь легкий дымный дух. Из прокопченной кружки заварку, которую называют «чифир», «чифа», выливают в чистую кружку и пьют по два глотка, передавая друг другу — «хапают». Я попробовал — горько! Тугая волна в голову, до кружения, больше не стал. Да мне и не по средствам — дорогое удовольствие.
Однажды Витю куда-то водили. Говорит, к одному из вокзалов, к железнодорожным путям — то ли следственный эксперимент, то ли еще что. Жена узнала, тоже приехала, и ей удалось через кого-то передать блок «Явы». Ночами мы с ним обычно не спали. Я изучал обвинительное заключение, набрасывал последнее слово. Он часами шагал взад и вперед по камере. Удивляюсь, когда он спал? Ведь и днем он лежал очень мало. Видно было, что нервы на взводе, и что самое удивительное — никаких срывов, как всегда, уравновешен и выдержан.
Жили мы мирно, ничем не досаждали друг другу — как награда после нервотрепки предыдущих камер. И вот в одну из ночей с черным окном и сонной тишью, нарушаемой лишь посапыванием спящих ребят, Витя садится с «Явой» за стол:
— Можно трубку?
Даю ему трубку и кисет. Он распечатывает пачку, крошит сигарету. Затем смешивает с табаком из кисета, набивает трубку, закуривает. Что за гурман, думаю, сигареты портит.
Ходит по камере, трубкой попыхивает. Выкурил, возвращает трубку:
— Хочешь попробовать? — и подвигает свою смесь на бумаге.
— Что это?
— Попробуй, может, догадаешься.
Закуриваю по его рецепту. Ничего особенного — табак как табак. Он лукаво посматривает. Меня смех разбирает:
— Валяем мы с тобой дурака, зачем сигареты портишь, ведь табак есть? — Весело почему-то смеюсь, не могу успокоиться. И у него все фиксы наружу, рот до ушей:
— Подействовала.
— Что?
— Анаша.
— Никакого привкуса.
— Хорошая анаша, поначалу на смех тащит.
И правда, с полчаса я не мог сомкнуть губ, смеялся. Ощущение душевной легкости, ясная голова. Первое впечатление от наркотика осталось самое приятное. Но больше не тянуло. Веселила сама мысль о том, что в жизни ничего такого не пробовал, хотя где только по стране не мотался, а в тюрьме, где строжайше запрещено, где пачку чая-то не достанешь, угораздило — курю анашу. Умеют жить коренные обитатели тюрем — ни в чем себе не отказывают. Но это не просто. Не тогда ли я впервые подумал, что зэк — это профессия? Свой язык, свои секреты и навыки, и овладеть этим так, чтобы у тебя что-то было и не уронить репутации — этому, как и каждой профессии, надо учиться. Надо уметь договариваться, торговать с ментами, прятать концы даже от соседа по шконке, а когда, положим, у тебя что-то есть, надо так пользоваться, чтобы не обидеть, не вызвать зависти и раздражения сокамерников. В идеале — у кого что есть, всем поровну. Практически так не всегда получается. Есть мало — всех много. Кто-то рискует, достает, платит деньги, а кто-то палец о палец не ударит — и поровну? В то же время уплетать колбасу, сыр, конфеты на завистливых глазах тех, у кого этого нет, кто давно этого не видал, мало радости. И вот хитрят, ищут уединения, едят тайком, по ночам, делятся с сильными, чтоб остальное без опаски съесть самому.
Витя же делал просто. Раскладывает на столе все, что у него есть, никому не предлагает, сам ни у кого ничего не просит. Но если у него просили, никогда не отказывал. Новому человеку, мне, например, объяснял сразу:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: