Робин Брюс Локкарт - Сидней Рейли: шпион-легенда XX века

Мой муж оставил после себя большое количество бумаг, связанных с его работой в качестве агента британской секретной службы, и все эти документы теперь в моих руках. Среди них написанный им лично полный рассказ о его участии в так называемом «заговоре Локкарта», который и составляет первую часть этой книги. Некоторые участники этого дела обозначены лишь инициалами. Их настоящие имена мне неизвестны, что же касается других, то я считаю целесообразным не оглашать их. Кроме того, из соображений политического характера я вычеркнула также некоторые факты из рассказа Сиднея. Но при всем том эта книга является правдивым и документально обоснованным рассказом о деятельности моего мужа, рассказом, который читается как самая удивительная выдумка.

Кто был Сидней Рейли? Он уже превратился в миф и легенду. Ему приписываются самые фантастические приключения в Германии и России. Все, что происходило за кулисами политики во время Первой мировой войны, некоторыми людьми приписывалось таинственному Сиднею Рейли. Всякий, кто хоть немного интересуется шпионажем, слыхал о нем как о таинственной и сильной личности, отличающейся необычайной смелостью и выступающей под самыми разнообразными масками. Он еще при жизни стал легендой.

Мир ничего не знает о его личной жизни, о Сиднее как идеальном муже. Ничего неизвестно о трагедии, интригах, таинственности, которые были связаны с его именем. Моя цель – рассказать обо всем этом полностью, частью на основании его собственных слов, частью – на основании своих личных наблюдений.

– Проходите, товарищ Рейлинский, – сказал латышский стрелок, дежуривший на углу улицы.

Я прошел. Солдат не спрашивал моих документов. Он знал меня. Я был товарищем Рейлинским из ЧК и большевиком. Но со «сволочью» на улицах другое обращение. Бумаги у многих не в порядке. Половина из них попадает в Бутырки.

Я свернул на разрушенный, опустевший, мрачный Тверской бульвар, покрытый сором и грязью. В Москве стояла прекрасная погода. Было лето 1918 года.

Худой, голодный оборванец стоял на углу бульвара. Услышав, что латыш назвал меня товарищем, он метнул в мою сторону испуганный взгляд и поспешно отошел.

Было жарко. Бульвар купался в солнечных лучах. Непонятно, как могло солнце так сиять, а мир продолжать свое прежнее существование, когда в Москве происходили такие страшные вещи. Неужели небо равнодушно? Неужели солнце не меркнет, взирая на человеческие преступления?

На бульваре я натолкнулся на другую человеческую развалину – старика с седыми волосами и всклокоченной бородой. Он стонал, и его плечи сотрясались от конвульсивного плача. Слезы открыто текли по худым, изборожденным морщинами щекам.

– В чем дело, дедушка? – спросил я.

– Голоден, – простонал он. – Два дня ждал в очереди, ничего не получил. Господи Боже, что же теперь с нами будет?

У ближайшего угла стояла обычная очередь. Она стояла, когда я проходил утром, три часа назад, – бесконечная, молчаливая, покорная, бессильная, как змея, издыхающая от голода. Народ становился в ее хвост на рассвете, потому что хлеба всем не хватало. Городу грозил голод. Слишком много ртов приходилось кормить. Но большевики энергично уничтожали излишки населения. Всюду ощущался острый недостаток во всем. Крестьяне, ничего не получая взамен, перестали подвозить продовольствие. Москва стала городом проклятых.

Близ Шереметьевского переулка группа людей чистила улицу – мужчины с интеллигентными лицами и женщины благородного вида. За уборкой наблюдал рабочий с патронташем через плечо и двумя револьверами за поясом. Работали представители прежней буржуазии – бывшие биржевые маклеры, адвокаты, учительницы. Теперь их заставляли работать на новых господ. Усталые, голодные, оборванные люди, насильно выхваченные из очередей за хлебом. На краю улицы лежала дохлая лошадь. Она пала недели две назад от истощения. Падаль оставили лежать на мостовой, и труп уже начинал превращаться в скелет.

Товарищ с патронташем и револьверами поздоровался со мной. Он знал меня. Я был товарищем Рейлинским из ЧК. Ответив на приветствие, я осторожно перешел через грязную улицу.

В Шереметьевском переулке было тихо и пусто. Я с облегчением вздохнул, свернув сюда с центральной многолюдной улицы. У дома номер 3 я остановился и оглянулся. В переулке никого. За мной не следили.

Я скользнул в дом и поднялся по грязной, вонючей лестнице. Во всем доме стояла мертвая тишина. Казалось, жильцы покинули здание. В действительности же в каждой из двухсот квартир этого дома ютились по несколько семей. Подойдя к двери одной из квартир, я прислушался и осторожно заглянул в пролет лестницы, прежде чем постучать. Дверь приоткрылась на полвершка, и в щель выглянул кончик носа.

– Это вы, Тамара? – спросил я.

– Господин Константин!

Звякнула упавшая цепочка, дверь раскрылась, и я проскользнул в квартиру. Дверь тихо затворилась за мной.

Здесь я был господином Константином, представителем английской разведки в Советской России.

Незадолго до этого, весной 1918 года, по возвращении в Англию я узнал, что мое начальство с нетерпением ожидает меня. Мне дали задание немедленно отправиться в Россию. Состояние дел в этой части света огорчало союзников. Вслед за падением слабого правительства Керенского и приходом большевиков к власти враждебные действия России против Германии прекратились. Германия, освобожденная от всякой военной угрозы с Востока, сняла оттуда свои войска и атаковала Запад с удвоенной силой.

Конечно, роль Германии в падении старой России была всем хорошо известна. Согласно полученным мной инструкциям, я должен был по мере возможности противодействовать работе германских агентов и информировать об общих настроениях в русской столице. Мое начальство полагало, что Россию удастся вновь вернуть на путь разумного отношения к вопросу об обязательствах к союзникам. Агенты Франции и Соединенных Штатов уже находились в Москве и Петрограде и работали в этом направлении.

После всего пережитого мною в качестве шпиона в Германии поручение, возложенное на меня в России, казалось мне безопасным и легким. Я знал Петроград так, как должен знать город человек, проживший в нем много лет. Можно сказать, что мне предстояло вернуться домой после всего лишь двухлетнего отсутствия. В этом городе у меня было много друзей, я знал, куда мне можно было обратиться по приезде. Я заранее определил, на чью помощь я мог безусловно рассчитывать. Короче говоря, моя миссия должна быть совершенно не схожей с моими похождениями в Германии, где я беспрерывно находился под чужой личиной, где каждая минута могла быть последней и где я часто не знал куда обратиться или что предпринять в дальнейшем.