Борис Альтшулер - Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)

Как бы там ни было, но пример подобной «военной» направленности поиска описал и сам Андрей Дмитриевич в «Воспоминаниях», рассказав о том, как он обсуждал свой проект возможного применения в случае войны небывалого по мощности 100 мегатонного изделия [159], испытанного в СССР осенью 1961 г. в варианте половинной мощности.

Кстати, А.Д.Сахаров участвовал в создании самого изделия с большой интенсивностью и без всяких колебаний. Позднее это обстоятельство удивило некоторых его коллег. Поговаривали даже, что "пацифист дал трещину". И нам еще предстоит понять, является ли противоречие только кажущимся.

Коснусь событий, связанных с разработкой и испытанием сверхмощного 50-мегатонного изделия.

Когда Андрей Дмитриевич вернулся с совещания и встречи с Н.С.Хрущевым 10 июля 1961 г. в Кремле и рассказал, что руководство страны приняло решение в одностороннем порядке в скором времени отказаться от моратория на ядерные испытания и необходимо поэтому приступить к интенсивной подготовке этих испытаний, — мы, физики-теоретики (новички в особенности), пережили сильное возбуждение. Острота впечатления от услышанного усиливалась тем, что после длительного перерыва с испытаниями некоторые из опытных сотрудников получали возможность экспериментально проверить ряд новых идей и усовершенствований, а кое-кому из новичков предстояло соприкоснуться с небывалым для них реальным делом. Но все мы были под впечатлением неожиданного поворота в «грандполитике», оказавшись посвященными в готовящийся «сюрприз» глобального характера. О нем правительство официально объявило в печати лишь через полтора месяца.

Андрей Дмитриевич сообщил также о принятом решении разработать и испытать в варианте половинной мощности изделие в 100мегатонн. Даже в 50мегатонном варианте его мощность была чудовищной и десятикратно превышала суммарную мощность всех взрывчатых веществ, использованных всеми воюющими сторонами за годы второй мировой войны, включая атомные заряды, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки.

Вести это изделие было поручено одному из самых опытных сотрудников — Виктору Борисовичу Адамскому, тогда еще кандидату физико-математических наук.

Участниками работы стали Ю.Н.Бабаев и Ю.А.Трутнев.

Неожиданно для меня я также был подключен к этой работе. (В «Воспоминаниях» Сахарова фамилия В.П.Феодоритова как непосредственного участника разработки в 1961 г. сверхмощного изделия названа по недоразумению. В то же время ранее, в 1960 г., В.П.Феодоритов вместе с Г.А.Гончаровым и А.Д.Сахаровым явился соавтором краткой информационной записки о возможности создания сверхмощных термоядерных зарядов.)

Во время обсуждения пpозвучал остpый вопpос: "Зачем нужно делать такое „людоедское" оружие?!" Андрей Дмитриевич улыбнулся: "Никита Сергеевич сказал — пусть эта бомба висит над капиталистами как дамоклов меч…"

Вначале казалось, что 100-мегатонное изделие — лишь некий задел и вряд ли будет испытываться. До поры до времени работа над ним большого накала не приобретала. Но вскоре все круто переменилось. Испытанию изделия придали явный политический привкус. Его разработке стало оказываться максимальное и всестороннее содействие, а Андрей Дмитриевич взял эту работу под свою опеку.

Случилось так, что после выданного Андреем Дмитриевичем задания на разработку 100-мегатонной бомбы моя пpошитая опечатанная рабочая тетрадь оказалась под рукой и Виктор Борисович вместе с Юрием Алексеевичем Трутневым на моих глазах быстро набросали на одной из ее страниц принципиальную эскизную схему изделия, которая, в сущности, и воплотилась в жизнь.

С этого момента и до дня взрыва Виктор Борисович и я были на работе неразлучны. Все чаще и все дольше мы засиживались вдвоем в его небольшой комнате, занимаясь расчетами, пока, наконец, не стали задерживаться до полуночи. Эта работа сблизила нас на все последующие годы.

Все чаще стал заглядывать к нам Андрей Дмитриевич. Усаживался на стул, иногда, к моему удивлению, ловко обвивая одну свою ногу другой. В эти моменты непрерывного общения и обсуждения результатов стирались должностные и возрастные грани. Мы настолько увлекались (а времени оставалось все меньше и меньше!), что когда при каком-то волнующем и страстном обсуждении к нам заглянул Яков Борисович и попытался «заполучить» Андрея Дмитриевича, Андрей Дмитриевич встал, подошел к Якову Борисовичу и дружески, мягко выпроводил его из комнаты.

Напряжение возрастало. Иногда невольно возникало естественное сомнение: не подведет ли изделие, не «откажет» ли оно в момент испытаний. Андрей Дмитриевич заметил: "Если мы не сделаем ЭТО, — пойдем строить железные дороги…" В дpугой pаз, на заключительной стадии pабот, когда стали pаздаваться за pубежом пpотесты пpотив объявленного Н.С.Хpущевым свеpхмощного взpыва, он довольно спокойно pассуждал, что хотя в двух-тpех наших посольствах в западных стpанах и могут выбить оконные стекла после взpыва, но дальше этого дело не зайдет.

В минуты разрядки и короткого отдыха речь заходила о политических событиях, порой с экскурсами в трагические 30-е годы. При этом царила атмосфера открытости и доверия. Бывали случаи, когда темой становились общефизические дискуссии. Однажды для развлечения мы втроем заговорили о том, какой результат из курса теоретической физики каждый из нас мог бы вывести сразу, без подготовки и не прибегая к пособиям. Андрей Дмитриевич сказал, что готов начать с вывода формулы Резерфорда для эффективного сечения рассеяния заряженных частиц в кулоновском поле.

…Работе над изделием сопутствовали совещания с конструкторами, проведение расчетов на мощных по тому времени ЭВМ. Как на объекте, так и в Москве. Наступили дни, когда на заводе я увидел первые готовые элементы конструкции.

На заключительной стадии работ на одно из совещаний с конструкторами мы поехали все вместе, впятером, включая Андрея Дмитриевича. Мы шли к нужному корпусу по неширокой асфальтовой дорожке, как вдруг заметили на нашем пути полуоткрытый, неогороженный люк. Андрей Дмитриевич озорно заметил: "А это, наверно, усилия советских защитников мира!…"

Тот день мне запомнился и по другой причине.

После совещания мы должны были возвратиться к себе, на работу. Машина, вызванная Андреем Дмитриевичем, задерживалась и, подождав какое-то время, я предложил ему место пассажира сзади на моем мотоцикле "Иж 56". Андрей Дмитриевич принял предложение с энтузиазмом. Однако, как на грех, пока мы подходили к стоянке, где был мотоцикл, подрулила вызванная им машина и я поехал один. И пусть не с Андреем Дмитриевичем, но забавный случай с моим мотоциклом все-таки подвернулся. Собравшись пообедать, я «подкатил» на своем «самоваре» к «генеральской» столовой, когда из нее выходил Яков Борисович. Увидев меня на мотоцикле, он загорелся: "Юра! Позвольте прокатиться!" — "Пожалуйста!" Мотоцикл затрещал и Яков Борисович, увеличивая скорость, скрылся за поворотом. Минут через 15–20, широко улыбающийся, счастливый, он вернулся и воскликнул, показывая на свою «Волгу»: "Давайте меняться!"