Гюнтер Банеман - Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942

Повернувшись к Ибриму, он посоветовал ему при необходимости объяснить англичанам, что я представитель племени Эль-Азизи из района Триполи и не очень хорошо знаю диалект, который преобладает в районе Барки. У сенуситов (орден сенуситов правил в глубинных районах Ливии с 30-х гг. XIX в. по 1932 г. – Ред. ) тоже были свои диалекты арабского. В любом случае я только водитель «морриса» и не обязан участвовать в переговорах Бен Омара и Ибрима с англичанами.

Наскоро перекусив, мы втроем отправились в путь. Я заметил, что оба араба были вооружены пистолетами, а когда мы добрались до места парковки «морриса», я увидел сзади в броневике свернутую в рулон верблюжью шкуру, которой там не было, когда я уходил. Ибрим развернул ее, и, к моему удивлению, оттуда появился сверкающий сталью автомат «Брен», оснащенный полностью снаряженным магазином, торчащим сверху, и еще шестью запасными. Занимая свое место за рулем, я подумал, что эти ребята из пустыни достаточно сообразительны, чтобы не полагаться на удачу.

Ибрим взял автомат, спрятанный в верблюжьей шкуре, и положил его на пол, усевшись сзади. Бен Омар сел рядом со мной. Мы медленно выехали из сухого русла, что было совсем непростым делом, учитывая неровную и покатую поверхность, покрытую щебнем и камнями, иногда в рост человека.

Когда мы оказались в пустыне, Бен Омар велел мне ехать вплотную к крутой осыпи, поскольку существовала опасность быть замеченными итальянскими наблюдателями, сидевшими сверху на плато.

В течение получаса мы петляли вдоль подножия обрыва, объезжая осыпи, ныряя в тень нависающих скал, минуя повороты в другие сухие русла, и наконец выбрались в пустыню и направились в сторону Сиди-Селима и Сиди-Бу-Рави. Затем мы выехали на дорогу, и я прибавил скорости. Вскоре мы достигли поворота.

На полпути за поворотом мы увидели мотоцикл с притушенной фарой, двигавшийся в нашу сторону. Оба араба насторожились.

Ибрим передал фонарь Бен Омару, который тут же дал короткую мощную вспышку и приказал мне остановиться. Я остановился прежде, чем мотоцикл приблизился к нам. Бен Омар вышел из машины.

– Не стрелять, – прошептал Ибрим, когда мотоцикл замер в облаке пыли рядом с Бен Омаром.

Солдат в форме берсальера произнес:

– Ciao! – но, снимая защитные очки, забеспокоился, поняв, что оказался в компании арабов.

Тревожиться ему пришлось недолго; клинок Бен Омара с быстротой молнии сверкнул у его шеи, струя крови брызнула на грудь солдата, ноги его подогнулись, и он вместе с мотоциклом рухнул в пыль.

Небрежным движением ноги Бен Омар выбил стекло фары, и она погасла.

Дрожь пробежала по моему телу. Поразило меня не само убийство, а то, с какой обыденностью и мастерством оно было проделано.

– Быстрей, помогите, – прошипел Бен Омар.

Ибрим уже выскочил из машины. Я заглушил мотор и тоже выпрыгнул. Оба араба со знанием дела обшарили карманы берсальера, но, видимо, ничего интересного не нашли.

Убедившись, что на дороге ничего не осталось, они за руки оттащили тело и оставили его лежать в пустыне.

Я поднял мотоцикл на колеса и обнаружил, что это была хорошая машина, «гуцци», с пружинной подвеской заднего колеса, что облегчало движение по ухабистой дороге.

Ибрим и Бен Омар не дали мне времени внимательно рассмотреть итальянскую технику. Втроем мы подняли мотоцикл и погрузили его в «моррис».

Затем Ибрим одной фразой подвел короткий итог происшедшему:

– Один мотоцикл минус водитель и фара.

За этим последовала радостная усмешка, как будто инцидент был всего лишь развлечением, и мы возобновили наш путь по дороге.

Лично я думал, что было бы, окажись я не на стороне этих арабов, и, взвесив свои шансы на выживание, решил никогда не приближаться слишком близко к мастерам кинжала, поскольку любой спор с ними мог плохо отразиться на здоровье!

Через час мы прибыли в Сиди-Селим, ненаселенное место, только точка на карте, где находилась могила какого-то шейха. Это было в десяти километрах от Барки, судя по моим картам.

Когда в ночи показалась белая гробница, находящаяся близ дороги, Бен Омар дал мне знак снизить скорость, мы съехали с трассы, обогнули гробницу и остановились.

Ибрим достал из верблюжьей шкуры автомат «Брен» и взял его в руки, изучая тускло освещенные окрестности.

Бен Омар сказал ему несколько слов, затем вышел из машины и направился к гробнице. Я прислушивался к каждому звуку, но, кроме скрипа гальки под ногами Бен Омара, в пустынной ночи не доносилось ни единого звука.

Откуда-то донеслось уханье совы, отчетливое и неожиданное в этом спокойствии. Я вздрогнул, и моя рука скользнула к «Парабеллуму». Ибрим похлопал меня по плечу и сказал, что все в порядке.

Бен Омар выпал из моего поля зрения в темноте, но тут же, после повторного уханья совы, я увидел три короткие вспышки фонаря в ответ на этот сигнал.

Вскоре я услышал скрип камней, а затем приглушенные голоса оттуда, куда Бен Омар направлял фонарь.

– Англичане, – прошептал Ибрим.

Я кивнул в ответ. Я как-то внутренне напрягся и почувствовал себя не в своей тарелке, но это был не страх, а какая-то скованность, охватившая всего меня.

После второго сигнала фонаря Ибрим дал мне знак запустить мотор и указал, куда надо ехать. От волнения звук мотора казался мне слишком громким, а рычаг передач был жестким на ощупь, но все это, должно быть, представлялось мне преувеличенным.

Губы Ибрима приблизились к моему уху, и я услышал приказ не покидать машину.

Его слова вернули меня к реальности, и я расслабился, вспомнив, какую роль мне выпало играть. Еще одна вспышка фонаря обозначила направление, и я увидел белый бурнус Бен Омара. Две другие фигуры, стоящие рядом с ним, стали отчетливее видны в темноте, и, когда я затормозил прямо перед ними, Ибрим спрыгнул на землю и прошел вперед. Они обменялись рукопожатиями и тихими фразами «салям алейкум».

Поскольку я не делал попытки вылезти из-за руля, оба англичанина повернулись ко мне, а один поднял руку в приветствии и бодро произнес «салям алейкум», на что я тут же ответил, как мне показалось, вполне естественно.

Бен Омар и Ибрим вели себя так, как будто ничего, кроме приветствия, я не заслуживал. Встав вполоборота ко мне, они начали быстро говорить с англичанами по-арабски. Обе стороны были поглощены беседой, и на меня никто не обращал внимания, за исключением случайных взглядов в мою сторону.

Оба англичанина были одеты в хаки и черные береты, такие же, как у немецких танкистов. Я пытался определить их звания по серебряным отблескам кокард на беретах, но тьма не позволила мне сделать это.

Один из англичан держал под мышкой автомат «Брен». Другой, крупный мужчина, видимо старший, имел шестизарядный револьвер в плотно застегнутой клапаном брезентовой кобуре, а на ремешке, который тянулся от кобуры к шее, висели две ручные гранаты – по моему мнению, самое ценное среди его вооружения.