Сергей Витте - Воспоминания. Том 1

Это было года за два до его открытия. Место, где должен был быть сооружен этот памятник, было огорожено забором, забор этот был еще возвышен, был устроен деревянный пьедестал вместо камня, на котором стоить этот памятник. Вот эту модель привезли и ночью выставили. Я помню как теперь, что я в 4 часа ночи, по рассвету поехал туда. Еще никого из публики не было, и вот поднявшись к памятнику, мы открыли его, и он представился нам в таком виде: вместо каменного пьедестала сделан из досок пьедестал и сверху эта модель. На меня произвел этот памятник угнетающее впечатление, до такой степени он был уродлив.

Это меня чрезвычайно взволновало, и я начал говорить то, что говорил и Великий Князь Владимир Александрович, что я никоим образом не допущу, чтобы памятник был выставлен. Сам Трубецкой признал многие капитальные недостатки его, и очень меня благодарил, что я сделал такую пробу, при которой он сам мог видеть этот памятник на пьедестале и в том положении, в котором он должен будет стоять. Вследствие этого он затем эту модель еще значительно переделал, и вот тогда, после этого, Великий Князь Владимир Александрович ее видел и сказал, что хотя в ней есть еще недостатки, но что он тем не менее против нее не возражает, потому что в ней есть что-то привлекательное и напоминающее брата, которое его в известной мере чарует.

Когда я ушел с поста министра финансов, то уже модель была совершенно готова, нужно было ее отлить. Князь Трубецкой для отливки 417 выписал специалистов и предпринимателей из Италии. Ранее туда в Италию ездил князь Голицын, чтобы удостовериться, что эти лица, которым князь Трубецкой настаивал отдать отливку памятника, заслуживают уважения и внимания. Князь Голицын привез о них удовлетворительные сведения.

Памятник отлили эти итальянцы при участии князя Трубецкого. Конечно, в конце концов, князь Трубецкой поссорился и с этими итальянцами; затем была целая история с устройством пьедестала. Сначала предполагали пьедестал устроить в вид горы, в виде глыбы, а затем по докладу Трубецкого, так как соответствующих камней не могли достать, а с другой стороны и по соображениям Трубецкого, художественного порядка, вместо этой глыбы решили с утверждения Государя устроить нечто в род катакомбы, четырехугольного ящика.

Когда я ушел с поста министра финансов, то я продолжал все еще заниматься делом этого памятника в том смысле, что некоторые доклады проходили через меня, т. е. я являлся докладчиком у Государя, но так как я уже не был министром финансов, то ассигнование денег всегда встречало затруднительное положение со стороны министра финансов, причем, я находил, что министр прав, ибо на памятник этот была затрачена такая масса денег, сумма приближавшаяся к миллиону рублей, что дальнейшее ассигнование, вследствие разных фантазий князя Трубецкого, естественно встречало возражение со стороны министра финансов.

После того, как я покинул пост председателя совета министров, а именно в апреле 1906 года, то руководство делом по сооружению памятника осталось, опять таки, за мной по желанию Его Величества, но когда я вернулся из за границы, куда я поехал немедленно после того, как я покинул пост председателя совета министров, а именно это уже было в ноябре месяце 1906 года, то я являлся к Государю с докладом по одному какому то вопросу, касавшемуся этого памятника, причем доложил Государю, что не угодно ли будет снять с меня эту обязанность, ибо памятник уже приходить к концу и с другой стороны моя роль всегда больше заключалась в том, что мне приходилось докладывать о разных ассигнованиях денег и что эта роль боле подходящая к министру финансов, и что не угодно ли будет эти обязанности передать министру финансов.

Его Величество не высказался: ни нет, ни да, и сказал, что подумает и мне передаст.

Через несколько дней я получил от министра финансов письмо, в котором он меня уведомлял, что Государю Императору не угодно 418 было согласиться на то, чтобы я передал обязанности докладчика по делу памятника министру финансов, а что эта обязанность должна остаться за мною. Но тем не менее, после этого уведомления мне ни разу не приходилось докладывать Государю, так как князь Трубецкой с одной стороны, а затем князь Голицын, председатель по сооружению памятника, находили к Государю доступ помимо меня и докладывали Ему все дела или непосредственно, или через посредство различных министров.

Наконец, в 1909 году наступило время открытия памятника. Памятник был готов и выстроен. Я вернулся из за границы, и вдруг ко мне приходить князь Голицын, перед открытием памятника, и говорит, что он составил список наград за сооружение этого памятника, причем себе поместил совершенно исключительную награду, и что он просит меня как руководителя и докладчика этого дела, доложить этот список Государю. Я передал князю Голицыну, что я уже с 1906 года не имел ни одного доклада Государю по этому делу, и что он всегда докладывал сам непосредственно и что вследствие этого я затрудняюсь доложить. На это князь Голицын меня стал убеждать, что он сам не может доложить, потому что это дело касается его и других членов. Я все-таки сказал Голицыну, что я Государю доложить это дело не могу, но ездил к барону Фредериксу и просил его доложить Государю.

Через несколько дней я видел барона Фредерикса, и он мне сказал, что он докладывал Государю, что Государю было угодно утвердить все награды и что он спросил, почему я в это дело впутался, что ведь я сам отказался от руководства делом этого памятника в 1906 году. Тогда я показал барону Фредериксу письмо, которое я получил от Коковцева, министра финансов, в котором он меня уведомлял, что Государю Императору не угодно было исполнить мою просьбу, в которой я просил меня освободить от этого дела, что с тех пор я ни разу не имел доклада у Государя, потому что Голицын находил пути помимо меня, что в данном случае Голицын обратился ко мне и что я вследствие этого не мог ему отказать, не передать его просьбу.

Через несколько дней барон Фредерикс мне сказал, что он напомнил обо всем Государю и что Государь сказал, что действительно граф Витте прав, что он хотел отказаться от руководства, но я на это не согласился.

Наконец быль назначен день открытия памятника. В обществе начали относиться к этому памятнику крайне критически. Все его 419 критиковали. Потом у меня явилась дилемма: идти ли мне на открытие памятника или не идти. С одной стороны в виду того отношения Государя, которое он проявлял ко мне по делу этого памятника последние годы, мне не хотелось идти на открытие памятника, с другой стороны, я опасался, что если я не пойду, то сейчас же скажут, что, мол, так как это дело неудачно, то Витте, конечно, от этого дела открещивается. Вследствие этого, я пошел на открытие памятника и был во главе комиссии по сооружению памятника.