Сергей Витте - Воспоминания. Том 2

- Сегодня вечером увидимся.

Я спросил:

- Где?

Он ответил:

- У Мирского, там будет совещание о том, как поступить завтра с рабочими, которые под предводительством Гапона решили явиться на Дворцовую площадь и просить Государя принять от них петицию. Я на это ему сказал: 308 - Я никакого приглашения не получал.

Он ответил:

- Наверное получите. Я в особенности указывал Мирскому на необходимость вас пригласить, так как вы так близко знаете рабочий вопрос, всю жизнь имея с ним соприкосновение.

Никакого приглашения я не получил и, как мне передавали впоследствии, потому что Коковцев просил Мирского не приглашать меня (В. Н. Коковцев будто бы сказал, что меня не следует приглашать, так как я несомненно буду поддерживать интересы рабочих (ldn-knigi, точнее см. "Из моего прошлого" воспоминания Коковцова). Вечером 8-го ко мне вдруг явилась депутация переговорить по поводу дела чрезвычайной важности. Я ее принял. Между ними, я не нашел ни одного знакомого. Из них по портретам я узнал почетного академика Арсеньева, писателя Анненского, Максима Горького, а других не узнал.

Они начали мне говорить, что я должен, чтобы избегнуть великого несчастия, принять меры, чтобы Государь явился к рабочим и принял их петицию, иначе произойдут кровопролития. Я им ответил, что дела этого совсем не знаю и потому вмешиваться в него не могу; кроме того оно до меня, как председателя комитета министров, совсем не относится. Они ушли недовольные, говоря, что в такое время я привожу формальные доводы и уклоняюсь.

Как только они ушли, я по телефону передал Мирскому об этом инциденте.*

Утром 9-го января, как только я встал, я увидел, что на улице по Каменно-островскому проспекту шла большая толпа рабочих с хоругвями, образами и флагами; между ними много женщин и детей, а кроме того, много из любопытных.

Как только эта толпа, или вернее процессия, прошла, я поднялся к себе на балкон, с которого виден Троицкий мост, куда рабочие направлялись.

Не успел я подняться на балкон, как услышал выстрел и мимо меня пролетело несколько пуль, а затем последовал систематический ряд выстрелов. Не прошло и десяти минут, как значительная толпа народа хлынула обратно по Каменно-островскому проспекту, причем многие несли раненых и убитых, взрослых и детей.

Оказалось, что на основании совещания, которое происходило 8 января вечером, было решено, чтобы рабочих манифестантов, или эти толпы рабочих не допускать далее известных пределов, находящихся близ Дворцовой площади. Таким образом, демонстрация 309 рабочих допускалась вплоть до самой площади, но на нее вступать рабочим не дозволялось. Поэтому, когда они подходили к площади (это было около Троицкого моста), то их встречали войска: военные требовали от рабочих, чтобы они далее не шли или возвращались обратно, предупредив, что если они сейчас не возвратятся, то в них будут стрелять. Так было поступлено везде. Рабочих предупредили, они не верили, что в них будут стрелять, и не удалились. Всюду последовали выстрелы, залпы и, таким образом, были убиты и ранены, насколько я помню, больше 200 человек.

Это событие, конечно, послужило орудием для лиц, ведших смуту и революцию, для еще большого возмущения народа. Всю эту историю саму по себе неприятную, и, по моему мнению, весьма неискусно направленную, конечно, еще взмылили так, что начали рассказывать уже по всей России о том, что были убиты тысячи людей и только из за того, что они хотели подать своему Государю петицию относительно их тяжелого положения. Но даже между благоразумными людьми эта история произвела очень дурное впечатление.

После этой катастрофы Гапон скрылся, бежал.

Это была первая кровь, пролитая в довольно обильном количестве, которая как бы напутствовала к широкому течению, так называемую, русскую революцию 1905 года.

Эта Гапоновская катастрофа произвела смуту не только в обществе, но и в рядах правительства. Все начали критиковать министра внутренних дел, кн. Святополк-Мирского, обвиняя его в слабости, я, с своей стороны, при всей дружбе и уважении к кн. Святополк-Мирскому, конечно, не мог не признать, что в этом деле он показал себя слабым, доверившимся человеку еще более слабому, нежели он - градоначальнику ген. Фулону, который, между прочим, был назначен градоначальником по рекомендации дворцового коменданта Гессе; первое время к нему весьма благосклонно относился и Государь Император.

Как я уже говорил, 1 января ушел московский генерал-губернатор, поэтому, конечно, не мог оставаться на своем посту и обер-полицеймейстер генерал Трепов, который в сущности и представлял собою московского генерал-губернатора.

Трепов сделал это довольно демонстративно, объяснив свой уход тем, что он не может служить с князем Святополк-Мирским, потому что совсем не разделяет его направления. 310 Трепов решил ехать на Дальний Восток, на войну, и просил дать ему хотя бы бригаду. Но тем не менее, paнее чем поехать туда, он заехал в Петербург, а так как он, с одной стороны, был офицер конного полка и был в большой связи с конным полком, а с другой стороны, конный полк являлся самым влиятельным в последнее десятилетие, ибо министр двора барон Фредерикс, а вследствие этого и все высшие чины министерства двора также были из конного полка, то, конечно, генерал Трепов нашел пути к тому, чтобы объяснить, что такого человека, как он, такого твердого, решительного и верного, на которого можно положиться, отпускать в такое смутное время не следует, что именно ему следует поручить борьбу со смутой, революцией и крамолой и тогда он покажет, "где раки зимуют".

Поэтому, вместо того, чтобы ехать из Петербурга на Дальний Восток, по рекомендации и настоянию министра двора, бывшего командира конного полка, барона Фредерикса, и при поддержке всех своих товарищей, офицеров конного полка, Трепов получил назначение. 11 января, через три дня после Гапоновской катастрофы, было учреждено С. Петербургское генерал-губернаторство и на должность С. Петербургского генерал-губернатора был назначен генерал-майор Трепов, который к тому же еще поселился в одном из отделений Зимнего дворца.

Конечно, при таком обороте дел кн. Святополк-Мирский не мог оставаться министром внутренних дел и, таким образом, через неделю после назначения Трепова, а именно 18 января, он был уволен с этого поста.

Говорят, что когда кн. Святополк-Мирский увольнялся, то ему было предложено занять пост Кавказского Главноначальствующего; пост этот в то время был вакантен, вследствие увольнения князя Голицына, - но, затем, к этому вопросу никогда более уже не возвращались. Кн. Святополк-Мирский считал, что этот пост ему обещан и он туда должен ехать, но никто ему об этом более не упоминал. Князь Мирский и до настоящего времени состоит лишь генерал-адъютантом Его Величества. Он ведет светскую жизнь и никакими политическими делами не занимается; никогда, ни в какой мере, ни при каких обстоятельствах не кривит душой; никогда ни о каких делах не говорит, никогда ничего не рассказывает, но если спросят его мнение, то кн. Мирский высказывается так, как он высказывался 311 будучи министром внутренних дел и ранее, когда он еще не был министром.