Альберт Манфред - Наполеон Бонапарт

Здесь нет возможности излагать все сложные перипетии, все дьявольские хитросплетения заключительного этапа борьбы на Корсике. С обеих сторон все было пущено в ход: коварство, лукавство, вероломство, громкие клятвенные уверения в приязни и тайные нашептывания врагов, обольщение и угрозы, оливковая ветвь и острие стилета. Бонапарт имел своим противником не только Паоли, но и умного, злого, изворотливого Поццо ди Борго, приобретавшего с каждым днем все большее влияние на острове. Вчерашний друг юности стал опаснее дряхлеющего диктатора. Поццо ди Борго был способен с обворожительной улыбкой на устах поднести бокал с отравой. Впрочем, время улыбок уже миновало; их сменил волчий оскал открытой вражды.

В эпоху великой революции эта ожесточенная война двух партий не могла уже идти в классическом стиле корсиканской родовой вендетты, она переросла в политическое сражение. В 1792–1793 годах любой политический спор магнетически притягивался к двум противоположным полюсам — революции и контрреволюции. Корсиканский сепаратизм в 1793 году должен был сражаться с революционной Францией, следовательно, это была контрреволюция. Логика борьбы не оставляла промежуточных ступеней. Паоли, Поццо ди Борго, партия сепаратистов, стремившихся к независимости Корсики, могли ориентироваться на единственную реальную силу, готовую их поддержать, на врага Франции — Англию Питта. Партия Паоли стала Партией контрреволюции.

Военная экспедиция против Сардинии, предпринятая в феврале 1793 года по директиве Парижа, показала, как далеко зашла скрытая борьба двух партий. Бонапарт со своим батальоном волонтеров участвовал в этой операции, и его действия по овладению островом Мадалена с военной точки зрения были безупречны. Но операция в целом закончилась позорной неудачей. В феврале 1793 года в письме военному министру Бонапарт писал: «…мы выполнили наш долг; но интересы и слава Республики требуют, чтобы были установлены и наказаны трусы или предатели, обрекшие нас на поражение» [94] Ibid., p. 439–441. . Слово «предатели» в данном письме было полновесным. Полковник Колонна де Сезарн, командовавший экспедицией, был соответствующим образом инструктирован Паоли. «Не забывай, — сказал ему Паоли, — что Сардиния — наш естественный союзник». Неудача экспедиции была заранее предрешена.

С этого момента борьба приняла открытый характер. Ожесточенность вражды требовала поисков союзников вовне. Для Бонапартов естественным союзником была революционная Франция. Неутомимый Саличетти успевал из далекого Парижа зорко следить за происходящим на острове, его хватало на все. У него был тесный контакт с Бонапартами, с братьями Арена, с Буонарроти. В конце января Конвент постановил направить на Корсику трех комиссаров во главе с Саличетти; это было открытым вызовом Паоли.

Саличетти и его спутники прибыли на Корсику, в Бастиа, лишь в начале апреля. Паоли уклонился от встречи с ними, не закрывая двери для переговоров. Саличетти счел также благоразумным не идти сразу на обострение ситуации.

Но в тот момент, когда обе стороны, маневрируя и приглядываясь друг к другу, старались отсрочить столкновение, неожиданно разразилась гроза. Из Парижа от Конвента пришло грозное предписание: сместить Паоли и Поццо ди Борго со всех занимаемых постов и арестовать — их подозревали в измене. Весть об этом приказе вызвала взрыв негодования на острове. В глазах корсиканцев Паоли оставался «отцом отечества». Даже Наполеон Бонапарт счел необходимым выступить в Патриотическом клубе в Аяччо в защиту Паоли. Но теперь ни слова, ни речи не могли ничего изменить. Любезные улыбки были мгновенно стерты, руки протянулись к кинжалам. Маски были сброшены; начиналась война.

Но что послужило поводом для принятия Конвентом сурового решения, ускорившего развязку? Полиция Паоли перехватила письмо младшего из братьев Бонапарт, восемнадцатилетнего Люсьена, горячего, взбалмошного, в котором тот с гордостью сообщал, что декрет Конвента — дело его рук, что это он, Люсьен Бонапарт, в Якобинском клубе Тулона разоблачил Паоли как предателя Республики. Тулонский клуб направил донесение в Конвент, и он не замедлил принять карательные меры против предателей.

Письмо Люсьена Бонапарта было предано гласности, и ярость паолистов обрушилась против клана Бонапартов

Вся Корсика была охвачена огнем мятежа. Паоли провозгласил войну за независимость; он вступил в секретные переговоры с Англией. Открывшаяся в конце мая в Корте Консульта — собрание под председательством Поццо ди Борго — заявила о полной верности Паоли в его борьбе против тиранической фракции Конвента, стремящейся поработить корсиканский народ и продать его генуэзцам. В том же решении Консульты братья Бонапарт, как и братья Арена, объявлялись исключенными из корсиканской нации. Еще ранее их предали общественному проклятию, и за ними была начата охота.

Наполеон Бонапарт понимал, что речь идет о его голове. Он бежал тайно из Аяччо, надеясь пробраться в Бастиа под защиту могущественного Саличетти. Его путешествие напоминало фантастический приключенческий роман средневековья. Он пробирался крадучись по горным тропинкам, прятался в хижине пастуха и в лесных зарослях, заметал следы, был все-таки в пути в Боконьяно — опознан, схвачен и едва не убит людьми Перальди.

Его взяли под стражу, чтобы отвезти и передать высшим властям. Ночью через окно он сумел бежать из заключения; снова начались скитания; он добрался до Уччиани, где на время нашел пристанище; затем, соблюдая величайшую осторожность, петляя, избегая встреч с людьми, возвратился тайком в Аяччо. Здесь он хоронился от ищущих взглядов в пещере; позже нашел приют у своего кузена Жан-Жерома Леви, бывшего мэра города. Но здесь его обнаружили жандармы; они ворвались в дом; он бежал от них через сад, ушел от преследования; преодолевая тысячи препятствий, добрался до моря; все так же тайно на лодке доплыл до Макинажжио; оттуда верхом на лошади, перевалив через горы и скрываясь от врагов, наконец добрался до Бастиа, до Саличетти [95] Corr., t. 32, p. 381–383; Las-Cases. Le Memorial de Sainte-Helene (далее — Las-Cases. Memorial), t. I. Paris, 1961, p. 681–682; A. Chuquet. La jeunesse de Napoleon, t. Ill, p. 131–147; Georges-Roux. Monsieur de Buonaparte, p. 155–158. .

Из Бастиа, едва переводя дыхание, он переслал через верных людей коротенькую записку матери в Аяччо. Она была написана по-итальянски: «Preparatevi: guesto paese non e per nob — «Приготовься, эта страна не для нас». Летиция правильно поняла смысл записки. В ту же ночь с тремя малолетними детьми, охраняемая преданными людьми ее клана, она бежала из родного дома. Она ушла вовремя: через несколько часов после ее бегства дом Бонапартов в Аяччо на страда Малерта был разнесен в щепки сторонниками Паоли.