Альберт Манфред - Наполеон Бонапарт

Революция, война, любовь — все соединялось вместе в ту памятную весну 1794 года для поколения молодых, самому старшему из которых не было двадцати пяти лет. Генерал Буонапарте не избежал общей участи. Его старший брат Жозеф привел его однажды в дом марсельского негоцианта Клари, где центром притяжения были также дочери — Жюли и Дезире. Появлению в доме братьев Бонапарт предшествовала романтическая история. После подавления мятежа в Марсель были направлены творить правосудие комиссары Конвента Альбитт, затем Баррас и Фрерон. Они, в особенности последние два, обрушили на жителей города жестокие репрессии, карая виновных и невинных. Среди арестованных оказался и брат барышень Этьен Клари; ему грозила, как и многим другим арестованным, гильотина. В отчаянии сестры обратились за помощью к Жозефу Бонапарту; этот молодой человек был в то время близким к власть имущим.

Жозеф им помог. То ли ради приглянувшихся барышень, то ли по другим мотивам, но он сумел отвести карающий меч от головы Этьена Клари. С этого момента он стал желанным гостем в доме Клари; вскоре он привел туда и своего младшего брата [111] Gabriel Girod de 1'Ain. Desiree Clary. Paris, 1959. Эта работа заслуживает внимания, так как ее автор широко использует многие ранее неизвестные письма Бонапарта к Дезире Клари и ее письма к Бонапарту и Бернадоту, обнаруженные в 1948 году в фамильном архиве шведского королевского дома. .

С первого же посещения дома Клари все определилось. Младшие — Наполеон и Дезире — сразу же нашли общий язык. Сохранившаяся переписка между влюбленными, которым приходилось часто разлучаться, показывает, как быстро развивались взаимные чувства. В первых письмах он еще пишет Дезире: «Ваше очарование, Ваш характер незаметно завоевали сердце Вашего возлюбленного». Пройдет немного времени, и свои письма «нежной Эжени», гораздо более краткие и деловые, Бонапарт уже подписывает: «Твой на всю жизнь».

Впрочем, старшие их опередили. Жозеф женился на Жюли Клари. Младшим оставалось лишь последовать их примеру. Но в отличие от Дезире, всецело поглощенной любовью: «Люби меня всегда, все остальные несчастья для меня ничто!» — Бонапарта занимало многое другое.

Огюстен Робеспьер уехал в Париж. Он должен был получить решение Комитета общественного спасения о наступательных действиях в Италии. Война в Италии… Все помыслы Бонапарта были обращены к будущей войне. Она должна приумножить славу Республики, славу ее полководцев.

Вести, пришедшие из Парижа в конце июля 1794 года, оказались иными, чем ожидал Бонапарт. Огюстен Робеспьер, с возвращением которого он связывал столько надежд, не вернулся 10 термидора (28 июля) вместе со своим старшим братом Максимилианом Робеспьером, Сен-Жюстом, Кутоном, Леба и другими он был без суда казнен на Гревской площади столицы.

Казнь Робеспьера и его политических единомышленников означала конец якобинской диктатуры. Более того, это означало конец революции.

Современники тех событий не могли этого сразу понять. Переворот 9 термидора был проведен под лозунгом «борьбы против тирании», он был преподнесен народу как торжество республиканских принципов.

Гражданский комитет секции Ломбар, заседавший непрерывно 9 и 10 термидора, утвердил вечером 10-го обращение к Конвенту, в котором одобрял «спасительные меры, принятые против заговорщиков и изменников», заверял представителей народа «в постоянной преданности секции Ломбар властям Национального Конвента — единственному центру сплочения истинных республиканцев» [112] Archives Nationales, F7, 4432, plaq. 6. Copie litterale des Deliberations du comite civil de la Section de Lombards… du 8 thermidor jusqu'a ce jour, p. 4. . Собрание секции Гравильер бурными аплодисментами и криками одобрения приветствовало известие о мерах, принятых Конвентом для пресечения «подлой измены» [113] Archives Nationales, F7 4432, plaq. 6. Section des Gravilliers. Assemblee generale, p. 3. . Сходным было мнение секций Монблана, Музея, Бонди и ряда других [114] Archives Nationales, F7, 4432, plaq. 3, p 34 et suite Section du Mont-Bianc; plaque 2, la Section du Museum — Ibid., p. 14; Section du Bondy. — Ibid., pi. 32–35. .

Верили ли те, кто принимал поздравительные обращения к Конвенту, в то, о чем они писали?

Как известно, 9 термидора часть парижских секций, тех, где преобладали санкюлоты, поднялась на защиту Робеспьера и его друзей. Это стихийное выступление парижского плебейства, освободившее Робеспьера, Сен-Жюста, Кутона из заключения, показало, что народ революционным инстинктом почувствовал, кого надо защищать. Одно время казалось, что выступление плебейства изменит ход событий [115] A. Mathiez. Robespierre a la Commune le 9 thermidor; idem. La politique de Robespierre et le 9 thermidor expliques par Buonarroti. — «Etudes sur Robespierre». Paris, 1958, p. 185–214, 251–280. . Но общее соотношение сил было неблагоприятным для руководителей революционного правительства, собравшихся в ночь с 9 на 10 термидора в здании Парижской коммуны. В неравной борьбе они были побеждены. С того момента, как их объявили вне закона, а затем утром 10-го гильотинировали, уже ни один голос ни в одной из парижских секций не решался высказаться в пользу поверженных вождей Горы.

Но было бы ошибочным полагать, что слова одобрения, так громко раздававшиеся на всех собраниях после 9 термидора, были продиктованы только страхом или корыстными политическими расчетами. Среди одобрявших переворот имелось немало людей, искренне, добросовестно заблуждавшихся. То были не только так называемые левые термидорианцы — честные якобинцы, как Билло-Варенн или Жильбер Ромм, активно содействовавшие перевороту, а затем горько раскаявшиеся в содеянном. Среди одобрявших первоначально 9 термидора были и люди, стоявшие вдалеке от правящих кругов, убежденные сторонники демократии, как, например, Гракх Бабёф. В газете «Journal de la liberte de la presse», которую он начал издавать с сентября 1794 года, будущий руководитель «Заговора равных» приветствовал падение Робеспьера и его единомышленников: ему представлялось, что свергнута тирания личной диктатуры и что отныне восторжествуют республиканские добродетели [116] Journal de la liberte de la presse» N 2, 19 fructidor, an II (5 sept. 1974); G. Babeuf. Textes choisis. Paris, 1965, p. 160–161; «Babeuf et les problemes du babouvisme». Paris, 1963, p. 73—105. .

Но прошло немного времени… и заблуждавшиеся прозрели. Действительный смысл событий 9—10 термидора заключался совсем в ином. Сомневаться в значении происшедшего было уже невозможно. Как писал Филиппо Буонарроти, вспоминая о событиях после 9 термидора, «с этого времени все было потеряно» [117] Ф. Буонарроти. Заговор Во имя равенства, т. I. М., 1948, стр. 110. .

Революция кончилась. Ошеломивший мир, небывалый еще в истории героический взлет народной энергии, сокрушавшей все становящееся на ее пути, был оборван и подавлен. 9 термидора убило душу революции, не только ее вождей.