Джером Джером - На сцене и за кулисами

Услышав это, я не пошел, а в полном смысле слова полетел домой. Широко распахнув двери, я вихрем взлетел на лестницу, но я был слишком взволнован, чтобы спокойно сидеть дома. И пошел обедать в первоклассный ресторан, после чего мои карманные деньги значительно уменьшились.

«Не беда, — думал я, — стоит ли горевать о каких-то шиллингах, когда я скоро буду получать сотни фунтов».

Затем я отправился в театр, но мысли мои были направлены совсем в другую сторону, так что, если бы меня спросили, в каком я был театре и что шло на сцене, я не мог бы сказать этого. Все время я критиковал актеров и думал только о том, насколько лучше каждого из них буду играть сам, Я мечтал о том, как меня будут любить и уважать все актеры и актрисы, когда я поступлю на сцену, как буду ухаживать и пользоваться успехом у примы труппы и как все актеры будут с ума сходить от злости и ревности. Потом я вернулся домой, но всю ночь пролежал с открытыми глазами.

Чтобы поспеть к назначенному сроку, то есть к одиннадцати часам, я встал на следующее утро в семь часов и быстро позавтракал. Каждую минуту я смотрел на часы (хотел бы я знать, где они, эти часы, теперь!) и, наконец, не утерпев, вышел на улицу. На Стрэнде я был уже около десяти часов и стал шагать взад и вперед на небольшом его расстоянии, боясь слишком далеко уйти от конторы. По дороге я купил пару новых перчаток, как сейчас помню, они были цвета лососины; одна из них сейчас же лопнула, как только я стал натягивать ее на руку; поэтому я надел одну только целую, а другую нес в руках. Без двадцати минут одиннадцать я свернул в переулок, где была контора, и стал шагать подле конторы с неприятным ощущением, что все живущее следит за мною, смотрит из-за каждой занавески и шторы и удивляется, чего я здесь шатаюсь. Время тянулось невыносимо долго: казалось, что одиннадцати часов никогда не будет. Но башенные часы наконец стали бить одиннадцать, и я вошел в ворота, нарочно делая вид, как будто только что пришел и очень тороплюсь.

Подойдя к конторе, я увидел, что двери заперты и никого нет. Сердце мое так и упало. Неужели опять обман? Неужели опять придется переживать жестокое разочарование? Уж не убили ли антрепренера? Не сгорел ли его театр? Почему они не пришли сюда? Должно быть, случилось что-нибудь очень важное, потому что, в противном случае, они не стали бы опаздывать при таком серьезном деле. С добрых полчаса я простоял у конторы в самом тревожном состоянии томительного ожидания; наконец, они пришли и высказали предположение, что, должно быть, не заставили меня ожидать их слишком долго, на что я ответил:

— О, нисколько! — и пробормотал, что только-только пришел.

Как только мы вошли в маленькую контору, я был представлен антрепренеру, который оказался известным актером; я неоднократно видел его на подмостках, но теперь никак не мог признать в нем того самого талантливого актера; он скорее был похож на его сына, с этим я бы еще мог согласиться. Он оказался гораздо меньше ростом и несравненно моложе, чем я представлял себе его. Замечательно, как чисто выбритое лицо молодит человека. Трудно поверить, чтобы мальчики, которых я видел на репетиции, могли играть роли пожилых семейных людей.

Во всяком случае, мой будущий директор не оправдал моих ожиданий. Одежда его совсем не соответствовала тому положению, которое он занимал, и вся фигура его, откровенно говоря, имела очень жалкий вид. Чтобы успокоить себя и объяснить себе причину, почему директор театра, антрепренер носит такой бедный, рваный костюм, я старался вспомнить все истории о странных выходках миллионеров, которые любят ходить в рубищах; я вспомнил также, как встретил однажды мать одной первоклассной артистки и большой знаменитости и был поражен ее убогим одеяньем.

Контракт оказался совсем готовым, и мы с директором подписались под ним. Затем я передал протежирующему меня толстому господину десятифунтовый банковый билет и, в свою очередь, получил от него расписку в получении денег. Все было сделано вполне формально, так что ни к чему нельзя было придраться. Контракт был составлен по всем правилам, притом очень полно и аккуратно. На основании этого контракта первый месяц я должен был служить без жалованья, а потом мне будет назначено жалованье «соответственно обнаруженным способностям и таланту» . Иначе, по-моему, и нельзя было составить условия.

Затем директор предупредил меня очень любезно, чтобы я не рассчитывал на очень уж большое жалованье, максимум тридцать шиллингов в неделю, по крайней мере первые три месяца, и вообще, что все будет зависеть от меня лично и от моих способностей. В этом отношении я был немножко не согласен с ним, но не возражал, решив, что гораздо лучше, если он сам убедится. Поэтому я сказал ему, что ничего не желаю больше, как того, чтобы со мной хорошо обращались и были справедливы. Такой ответ, очевидно, ему очень понравился. Он объявил мне, что летний сезон начинается через три недели, поэтому через неделю надо уже начинать репетиции. Таким образом, еще одну неделю я был ничто ; а затем уже сделался артистом !!! [1] Ужасный народ — мои друзья. Они уверяют, что у меня никогда не было артистических способностей. Но кому же это лучше знать, как не мне? — Примеч. автора.

Приглашение явиться на первую репетицию я получил почти за неделю до открытия театра. На повестке было обозначено, что в одиннадцать часов утра вся труппа актеров в полном составе должна явиться в театр; за несколько минут до означенного часа я уже стоял на дежурстве около театральных дверей.

Нельзя сказать, что здание театра помещалось на завидном месте; оно находилось где-то на отдаленной улице, с грязной парикмахерской с одной стороны и мелочной лавчонкой с другой. Весеннее солнце освещало эту картину и делало ее еще более печальной и непривлекательной; чтобы хоть немножко успокоить свои взволнованные нервы, мне пришлось вспомнить сказочные описания дворцов и чертогов королей и царевичей. Чем скромнее и проще ворота и двери, через которые проходит в свои чертоги принц, тем пышнее и поразительнее роскошь, господствующая внутри их. Так рассказывается в сказках, и в данном случае я готов был поверить им. Но разочарование наступило сейчас же после того, как я переступил порог театра.

Рассуждать было некогда, одиннадцать часов уже пробило минуты две тому назад, и я был в полной уверенности, что вся труппа уже в сборе и ждет меня. Поэтому я нервно нажал ручку двери и…

Тут я должен сделать маленькое отступление. Прежде чем открыть двери и осветить маленький мир, находящийся за ними, позвольте мне сказать несколько предварительных слов.