Андрей Козлов - Тревожная служба

Нельзя забывать и о том, что пограничники тридцатых - начала сороковых годов были свидетелями того, как в стране вырастали металлургические гиганты и города, тайгу и бесплодную пустыню прорезали железные дороги... Каждый из нас заражался пафосом созидания, героизмом энтузиастов первых пятилеток.

И, наконец, еще одна, на мой взгляд, немаловажная деталь - романтика службы (я не боюсь этого термина!). Чувство границы - особое чувство. Кажется, какая разница? Один охраняет полковой или гарнизонный склад, важный промышленный или железнодорожный объект, другой - границу. И тут, и там воин выполняет боевую задачу; и тут, и там он - лицо неприкосновенное, в руках у него заряженное боевыми патронами оружие, которое может быть применено в любую минуту; и тут, и там он должен сохранить все, что доверено ему.

Разница, по-моему, в том, что пограничник стоит как бы на водоразделе двух миров, откуда ему далеко видно. Часовому на промышленном объекте в случае необходимости тотчас придут на помощь товарищи, рабочие. Пограничнику сплошь и рядом приходится рассчитывать только на свои силы, потому что нарушение может произойти далеко от заставы - и когда-то подоспеют на помощь сослуживцы!

Стоя на границе, боец или командир как бы слышит за спиной дыхание Родины: гул фабрик и заводов, шум нив и лесов, голоса людей... Он, как никто другой, понимает, что именно ему доверено сохранить это дыхание таким же могучим и равномерным, именно от него зависит, будут ли бродить по аллеям парков влюбленные, плескаться в реке неугомонные мальчишки... Все это делает каждого воина сильнее, собраннее, рождает у него обостренное чувство бдительности, зоркости, ответственности за судьбу Родины, наконец. Я сказал бы, что у пограничника более высокий душевный настрой, нежели у любого другого воина.

* * *

Летом и осенью 1940 года, пожалуй, не было ни одного случая нарушения границы со стороны Финляндии, о котором следовало бы рассказать. Мелкие недоразумения - не в счет. А вот зимой, будто по команде (да так оно и было!), начались самые настоящие провокации.

Помнится, был холодный день, когда мы увидели большую группу финских юношей и девушек в ярких свитерах. На санках-креслах с длинными металлическими полозьями они носились взад и вперед по льду залива у самой линии границы перед заставой.

Заслоняясь руками от резкого ветра, я следил за катающимися. Что им надо? Неспроста же они появились здесь, вдали от родных берегов, да еще в такую погоду. Не из-за любви к спорту катаются, что называется, на лезвии ножа! Эта вылазка, бесспорно санкционирована финскими пограничниками!

Ветер свистел в вершинах елей, как в снастях корабля. И вдруг я увидел, как парни, широко размахиваясь, стали бросать что-то. По льду озера в нашу сторону понесло разноцветные листки бумаги. Катающиеся погрозили нам кулаками, потом повернулись, девушки сели в санки-кресла, и молодые люди помчали их. Вскоре они скрылись из виду.

Шюцкоровские выкормыши!

Ветер занес листовки на остров. Реваншистское содержание бумажонок укрепило мое подозрение. Листовки мы собрали, и я вместе с донесением отправил их коменданту.

Вскоре после этого случая двое финнов нарушили границу на правом фланге заставы. Рыжие здоровенные парни, легко, но тепло одетые, видимо для смелости хлебнувшие из фляжек, висевших у них на поясах, вели себя вызывающе. Пока я готовил соответствующие бумаги, чтобы отправить нарушителей границы по назначению, те, злобно поглядывая вокруг, ругались (оба говорили по-русски), грозили реваншем за поражение в недавнем военном конфликте.

Вдруг, словно по команде, они умолкли и один из задержанных сказал:

- Мы нарушили границу случайно, заблудились. Отпустите нас.

- Между нашими берегами - лед Финского залива, а не леса без конца и края, - ответил я. - Как же это вы ухитрились пойти не в ту сторону?

Поняв, что маневр не удался, финны снова начали поносить нас, грозить.

* * *

Весной 1941 года обстановка на границе стала тревожной. Вернувшиеся из дозора наряды докладывали, что в финские бухты входят торпедные катера, тральщики, эскадренные миноносцы, транспортные суда.

Чьи они? Зачем приходят и какой груз доставляют? Догадаться было нетрудно. Фашистская Германия, оккупировав почти всю Европу, усиленно вооружала маннергеймовцев, которые начали вести себя весьма нагло. Не раз приходилось нам выдворять их катера, нарушившие границу.

Как-то финское пограничное судно вошло в наши воды. На своей "каэмке" мы тотчас помчались навстречу. Сигнальщик просемафорил приказ повернуть назад, но судно-нарушитель не обратило на сигнал никакого внимания. Мы попросили, чтобы финский офицер или старший команды подошел к борту для переговоров, но с катера ответили грубой бранью.

Это была одна из тех критических ситуаций, когда надо было найти единственно правильное решение. Приказываю приготовиться к открытию огня и идти прямо на судно. Такой оборот дела особенно пришелся по душе рулевому. Перекладывая руль, он не сдержал радостной улыбки. Приник к прицелу пулеметчик.

Нас разделяли считанные метры, когда судно-нарушитель круто развернулось, зарывшись в пенистый бурун. Зажглись на солнце и погасли иллюминаторы.

- Это недоразумение, не больше! - уже чуть испуганно крикнул в мегафон финский офицер.

Подполковник П. М. Никитюк поблагодарил нас аа решительные действия, за то, что сумели ликвидировать конфликт без применения оружия.

С каждым днем активизировалась деятельность неприятельской агентуры, участились случаи задержания нарушителей государственной границы.

Как-то в начале мая мы с ефрейтором Войтенко возвращались с границы. Неожиданно налетел ураган. Ветер с силой пригибал деревья, веером расстилал по земле кустарники, бросал в глаза пригоршни песка. Пошел дождь. Потоки воды низвергались сверху, с боков - отовсюду.

- Душ Шарко, товарищ лейтенант! - пересиливая ветер, крикнул Войтенко.

На заставу мы прибежали совершенно мокрые. Несколько минут в окно настойчиво барабанили крупные капли. Наконец дождь перестал. Утих ветер. Умчалась туча. Снова засияло солнце. И тут заработала наша сигнализация, авторами которой, как я уже писал, были пограничники Бутов, Березко и Михайлов.

- На левом фланге нарушение границы. Нарушитель задержан. Наряд вызывает начальника! - перевел дежурный полученные сигналы.

На заставе я оставался один: Меле хина с группой пограничников срочно вызвали в отряд, Орешкова - в комендатуру. Хотя и был я мокрый с ног до головы, в одну минуту оседлал коня и вместе с сержантом Алексеем Прокофьевичем Синицыным и коноводом Михайловым поскакал на левый фланг заставы.

...Наряд в составе ефрейторов Семина и Бутова вел наблюдение за линией границы. Внимание Семина привлек нейтральный островок, у берега которого обильно рос камыш. Было тихо, ни одного дуновения ветерка. Неожиданно зеленая стена заколыхалась, словно кто-то осторожно раздвинул заросли. Человек или утка? Ефрейтор вглядывался с помощью бинокля, но ни одна камышинка больше не дрогнула.