Андрей Козлов - Тревожная служба

Капитан Бабич... До сих пор стоит он у меня перед глазами - боевой офицер-коммунист, талантливый штабист, человек, не знавший страха и усталости. Сколько труднейших задач решил он, из скольких отчаянных положений нашел выход, скольких сослуживцев спас от неминуемой гибели благодаря своей смелости и отваге, смекалке и находчивости!

...Вечер опустился на землю. Пряно пахли травы. Где-то вдали, в полях, пели перепелки. Хутор блокировали надежно. В доме слышался многоголосый говор: бандиты пировали. Окна, чего раньше не случалось, были завешены. Капитан Бабич осторожно надавил на дверь, ведущую в сени, и тотчас прижался к стене. Дверь открылась. Потянуло запахом жареного мяса, отчетливее послышались голоса. В сенях никого не было. Бандиты чувствовали себя так уверенно, что даже не выставили охрану. Дверь в горницу Бабич распахнул стремительно и громко крикнул.

- Руки вверх! Выходи по одному!

Разом смолкли голоса. Несколько секунд держалась зловещая тишина. А затем затрещал автомат, захлопали винтовочные выстрелы. Вспугнутые стрельбой, закудахтали, забили крыльями куры...

Капитан Бабич был уже на улице. Укрывшись за бревном чуть ли не в два обхвата, он крикнул своим:

- Не торопись, братцы! Стрелять и метать гранаты, как на учениях. А ну, р-раз!

Десяток гранат полетел в окна. Звон стекла, грохот.

Бандиты снова открыли огонь. Но был он уже не таким сильным.

Внезапно выстрелы смолкли. И все услышали раздирающий душу детский плач.

- Артист! - похвалил Бабич бандита, изображавшего плачущего ребенка. И вдруг вспыхнул: - Не купишь, гад! Точно известно - нет в доме детей. Приготовились, братцы. Р-раз!

Новый огневой шквал был еще мощнее. Только один выстрел прозвучал в доме после этого шквала. Выстрел из пистолета...

Последний из оставшихся в живых бандит покончил жизнь самоубийством? Или главарь банды, решив прорваться или как-то обмануть чекистов, расправился с единственным свидетелем тех зверств, которые были на счету этой шайки?

Откуда-то примчался легкий ветерок. Еще острее запахло травами, наливающимися хлебами. Забрезжил рассвет.

- Братцы, новый день начинается! - весело воскликнул капитан Бабич и пулей метнулся к дому.

И в это мгновение наступившую было тишину распорола длинная автоматная очередь. Бабич упал.

Огонь длинными очередями был излюбленным приемом бандитов, блокированных в убежище, рассчитанным на то, чтобы прижать воинов к земле, ошеломить их и выскользнуть из кольца окружения. Чекисты знали эту тактику врага и не дали возможности оуновцу - главарю банды, как потом выяснилось, уйти по оврагу в лесок. Восемнадцать оуновцев были убиты. Хозяйку хутора нашли в подполье, где находилось много оружия, боеприпасов, продовольствия и одежды...

Павла Корнеевича Бабича, уроженца села Пустоворовка, Сквирского района, Киевской области, провожали в последний путь сотни людей. Первой за гробом шла юная красавица. Если б не роковая схватка на лесном хуторе, капитан повел бы девушку в ЗАГС, а потом - в офицерскую столовую на свадьбу, к которой мы готовились. Ведь, он был молод, капитан Бабич, он жадно любил жизнь...

* * *

Это было ночью. Войсковой наряд во главе с капитаном Федором Корнеевичем Глюковым, начальником штаба 1-го батальона, обнаружил на хуторе крупную банду. Послав в штаб полка связного, он после тщательного анализа сложившейся обстановки принял единственно правильное решение: блокировал дома и хозяйственные постройки, в которых засели бандеровцы, и установленными сигналами вызвал на помощь соседние наряды.

Бандитам предложили сложить оружие и сдаться. Ответом была бешеная пальба из ручных пулеметов, автоматов и винтовок, взрывы гранат. Большая группа бандеровцев попыталась прорваться через боевой порядок оцепления и скрыться в подступавшем к хутору лесе. Чтобы ослепить наших бойцов, они подожгли дома, сараи, ометы соломы.

Капитан Глюков, разгадав нехитрый маневр, перегруппировал свои силы и всей мощью огня обрушился на бандитов, которым пришлось возвращаться в ими же подожженные помещения. Через несколько минут оуновцы вновь предприняли вылазку. Ожесточенный бой вспыхнул с новой силой. Смертью храбрых погиб Федор Корнеевич Глюков. Воины-чекисты остались без командира, которого горячо любили и с которым одержали немало побед.

О бое на хуторе я, только что возвратившийся из изнурительной многодневной поездки, узнал в ту минуту, когда он достиг самого высокого накала. Стрельба была такой интенсивной - голову невозможно поднять от земли. Вместе с подполковником Корзенковым и начальником городского отдела МГБ мы долго ползли по-пластунски в багровых отсветах пожаров. Хутор пылал от края и до края. Казалось, что об управлении боем не могло быть и речи, что бандиты вырвутся из кольца, что мы напрасно теряем людей.

Стали прибывать наряды, которые за несколько минут до своей героической гибели вызвал условным сигналом Федор Корнеевич Глюков. В разные концы хутора я послал связных, и вскоре управление боем было налажено. Мы выиграли схватку с бандитами, выиграли ценой гибели капитана Глюкова и некоторых его подчиненных.

Федор Корнеевич Глюков, скромный и отважный офицер... Нельзя было не любить этого человека. Появится, бывало, в штабе и скажет: "Сон мне приснился сегодня. Такой сон - самый талантливый фантаст не придумает. Вот послушайте". И начнет тут же, на ходу, такое выдумывать - все со смеху покатываются.

Капитан Глюков жил с женой, сыном и тещей, которых очень любил. Он приносил, бывало, в штаб смешные рисунки сына и всем показывал творения рук мальчика:

- Свободно Репиным может стать. Думаешь, нет?

До сих пор не могу забыть тот день, когда мы провожали капитана Федора Корнеевича Глюкова в последний путь. Проститься с человеком, молодую и счастливую жизнь которого оборвала бандитская пуля, пришли воины полка, жители городка, неподалеку от которого он погиб. На машине, рядом с гробом, примостился сынишка Ф. К. Глюкова. Он непонимающе смотрел то на необычно спокойного отца, то на рыдающих мать и бабушку, то на толпы людей, шедших в скорбном молчании с глазами, полными слез...

* * *

Поздним вечером мы с подполковником И. С. Литовчуком сидели у меня в кабинете и разбирали поступившие за день донесения. Чем внимательнее вчитывался я в документы, тем зримее представлял себе своих подчиненных, небольшими гарнизонами разбросанных по селам, деревням и хуторам. Я мысленно видел их в секретах и засадах, в разведке и поиске, в бою... Не все были богатырями и красавцами. Но всех их, белокурых и рыжих, брюнетов и шатенов, парней с голубыми и карими глазами, одетых в выбеленное солнцем, дождями и частыми стирками обмундирование, я горячо любил. Не было для меня людей роднее их. За каждым документом стояли они - эти дорогие мне люди.