Мария Беллончи - Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы

Портреты Лукреции, написанные во время карнавала 1505 года и в период с 1504 – го по 1510 год, оригиналы которых, увы, потеряны, но копии, должно быть, хранятся в коллекции Несси в Комо. Широко известная коллекция портретов знаменитых людей, собранная историком XVI века Паоло Джовио, включала и портрет Лукреции, с которого сделана копия Несси. Копии не дают нам ключа к разгадке, кто художник оригинального портрета. Говорили, что портрет анфас и манера письма вызывают в памяти имя Бартоломео Венето, который занимался оформлением апартаментов Лукреции в течение 1506 года. Он был великолепным портретистом и вполне мог взяться за такой заказ. К сожалению, у меня нет никаких документальных подтверждений данной гипотезы.

В Национальной галерее в Лондоне находится прекрасный, нежный портрет Лукреции, откровенно приписываемый Бартоломео Венето. До недавнего времени никто не признавал на этом портрете герцогиню Феррарскую. На желтом фоне изображена сидящая дама в элегантном платье из черного бархата, с широкими рукавами, расшитыми золотыми пальмовыми листьями. Ее шею украшает золотое ожерелье с изображениями символов Страстей Господних и букв, по всей видимости составляющих латинскую фразу. На голове изящная корона, украшенная жемчугом и рубинами. Мягкие округлые линии шеи, остро очерченный нос, великолепные белокурые волосы и срезанный подбородок (напоминает портрет Александра VI). Все эти детали, безусловно, указывают на то, что это портрет Лукреции.

Итак, Лукреция ждет ребенка, и в это время из Рима доставляют несколько «древних колонн с капителями» и висячий сад, чтобы украсить апартаменты герцогини, и Строцци конечно же находится рядом: кто мог лучше его дать совет? Кроме того, получены великолепные книги от книготорговца Джованни Марокко, страницы и переплеты которых, должно быть, ласкали пальцы Строцци.

Приближается рождение ребенка, и все разговоры сводятся к этой теме. Вопрос колыбели, например, вызвал долгие дебаты: какая модель из представленных Бернардино Венециано будет предпочтительнее? В итоге остановились на невероятно сложной колыбели – некоем подобии храма с алтарем. Место для младенца было выполнено из дерева с золотом (сразу же возникала ассоциация с горной породой); расположенные по краям четыре изящные опоры поддерживали классический архитрав. Свод колыбели усеян листьями и цветами из золота, чтобы у ребенка в колыбели создавалось ощущение, что он лежит в солнечной беседке, увитой цветущими растениями. Картину дополняли белое атласное белье и маленькие подушечки, белые с золотом. Полосатый бело-малиновый атласный навес над колыбелью предохранял от возможных сквозняков. Угол в большой комнате, отведенный для колыбели, задрапировали великолепными гобеленами и установили печку. Одним словом, все было продумано до мельчайших подробностей. Придворная вышивальщица, гречанка, чуть не потеряла зрение, вышивая приданое ребенку и простыни для Лукреции. Придворные дамы, ведающие гардеробом, доставили сокровища династии д'Эсте – ковры, гобелены, кружева, тюль и атласные занавеси, принадлежавшие Элеоноре Арагонской. В небольшой гостиной Лукреция приказала установить кровать под серебряным балдахином. Стены комнаты обили золотой и коричневой тканью (цвета Лукреции). В соседней комнате, отделанной деревом с золотом, по распоряжению Лукреции поставили печку; там она могла ежедневно принимать ванну. Этой вредной по тем временам привычке Лукреция, вероятно, была обязана испано-арабскому воспитанию. Самая известная в Ферраре акушерка Франсина с видом полнейшей невозмутимости ходила взад и вперед по замку, раздавая оптимистические обещания относительно ожидаемого новорожденного. По ее совету уже была выбрана и привезена в замок кормилица, молодая замужняя женщина поразительной красоты.

Мне не удалось найти никаких следов глубоких переживаний Лукреции, связанных с приближающимися родами. Читая письма Строцци от Зилио к Гонзага, у нас создается впечатление, что герцогиня далека от погруженности в процесс, происходящий в ее чреве. Она пространно рассуждает со Строцци о маркизе Мантуанском, о семействах д'Эсте и Гонзага, которые открыто ссорятся по самым обычным вопросам (почему слуга, сбежавший из одного дома, получил защиту в другом), строит планы, которые позволят ей навестить маркиза и остаться с ним. «Мы ежедневно говорим о вас», – сообщает Зилио в письме Гонзага. Она невероятно встревожилась, узнав 2 апреля, что он болел. А 3 апреля у Лукреции начались схватки, и Санудо сообщает нам, что герцог Альфонсо «без каких-либо объяснений покидает Феррару». По политическим причинам Альфонсо следовало поехать в Венецию, но его отъезд именно в этот день связан с тем, что ему не хочется оказаться свидетелем неудачных родов; это было бы слишком унизительно. На следующий день родился жизнеспособный наследник, маленькое создание с острым носом. Будущего Эрколе II положили в его аллегорически-гуманистическую колыбель.

Альфонсо немедленно возвращается в Феррару. Как ему уже успели донести, ребенок некрасив, но здоровый и крепкий. Герцог испытывает невероятный прилив гордости, демонстрируя голенького ребенка послам, приехавшим с поздравлениями, чтобы они могли видеть, что «младенец здоров и снабжен всем необходимым». В честь рождения наследника объявлена амнистия, но никому и в голову не пришло включить в список амнистированных дона Ферранте и дона Джулио. Спустя пять дней герцог отправляется во Францию.

Как только Лукреция смогла говорить, она тут же обращается к Гонзага. Она возмущена поведением Альфонсо; он официально уведомил о рождении ребенка только Изабеллу и, желая оскорбить, намеренно проигнорировал маркиза. Лукреция осуждает «вероломство Камилло [Альфонсо] и Тигрино [Ипполито]». Почему бы Гонзага не выразить открыто свое недовольство, чтобы Лукреция могла направить ему официальное извинение? Почему он не может найти способ приехать в Феррару, где его с нетерпением ждет Лукреция? «Камилло завтра уезжает во Францию», – пишет Строцци, настаивая на немедленном ответе, поскольку герцогиня страстно мечтает о встрече.

В ожидании ответа Строцци читает герцогине первые строки маленькой поэмы «Genethliacon», сочиненной им в честь новорожденного. Окружающие их роскошь, золото, серебро, бархат; весеннее солнце и латинские стихи, казалось, предвещают счастье. Франческо Гонзага не пишет, но может неожиданно приехать. Лукреция повторяла опять и опять, что, прежде чем уехать, Альфонсо сказал, что ничего не имеет против своего шурина и хочет, чтобы у них были мирные отношения. Но от Франческо нет писем. Что это значит и что ей делать в таком случае? Она решила отправить к Гонзага Строцци, но неожиданно передумала; она боится самостоятельно предпринять такой решительный шаг. Зилио опять пишет Гонзага, живописуя эмоциональное состояние Лукреции. Маркиз должен увидеть, до чего дошла прекрасная герцогиня Феррарская, жена герцога Альфонсо д'Эсте. «Я уверен, у вас нет лучшего слуги, чем я, никого, кто сделал бы для вас больше, чем я». Увы, это истинная правда.